Книги

Стихотворения, поэмы. Прил. к журн. «Часы». Л., 1979.

Танцующий Давид. New York: Russica Publishers, 1985.

Стихи. Л.; Париж; Мюнхен: Беседа, 1987.

Труды и дни Лавинии, монахини из Ордена обрезания сердца. Апп Arbour: Ардис, 1987.

Стороны света. Л.: Сов. писатель, 1989.

Стихи. Л.: Новая литература, 1990.

Лоция ночи: Книга поэм. СПб.: Сов. писатель, 1993.

Песня птицы на дне морском. СПб.: Пушкинский фонд, 1995.

Mundus imaginalis (Книга ответвлений). СПб.: Эзро, 1996.

Западно-восточный ветер. СПб.: Пушкинский фонд, 1997.

Определение в дурную погоду. СПб.: Пушкинский фонд, 1997.

Соло на раскаленной трубе. СПб.: Пушкинский фонд, 1998.

Стихотворения и поэмы. СПб.: ИНАПРЕСС, 1999.

Дикопись последнего времени. СПб.: Пушкинский фонд, 2001.

Сочинения Елены Шварц. Т. 1. Стихотворения; Т. 2. Поэмы. СПб.: Пушкинский фонд, 2002.

Видимая сторона жизни [Прозаические сочинения]. СПб.: Лимбус Пресс, 2003.

Трость скорописца. СПб.: Пушкинский фонд, 2004.

Вино седьмого года: Книга новых стихотворений. СПб.: Пушкинский фонд, 2007.

Сочинения: В 4 т. СПб.: Пушкинский фонд, 2002–2008.

Перелетная птица: Последние стихи. СПб.: Пушкинский фонд, 2011.

Избранные стихотворения. СПб.: Вита Нова, 2013.

Выдержки

Черная пасха

1. Канун

Скопленье луж как стадо мух, 
Над их мерцанием и блеском, 
Над расширяющимся плеском 
Орет вороний хор. 
И черный кровоток старух 
По вене каменной течет вдоль глаз в притвор. 
Апрель, удавленник, черно лицо твое, 
Глаза серей носков несвежих, 
Твоя полупрозрачна плешь, 
Котел – нечищенный, безбрежный, 
Где нежный праздник варят для народа – 
Спасительный и розовый кулеш.

Завтра крашеные яйца, 
Солнца легкого уют, 
Будем кротко целоваться, 
Радоваться, что мы тут. 
Он воскрес – и с Ним мы все, 
Красной белкой закружились в колесе 
И пылинкою в слепящей полосе. 
А нынче, нынче всё не то... 
И в церкву не пройти. 
На миг едва-едва вошла 
В золотозубый рот кита-миллионера 
Она – всё та же древняя пещера, 
Что, свет сокрыв, от тьма спасла, 
Но и сама стеною стала, 
И чрез нее, как чрез забор, 
Прохожий Бог кидает взор.

Войдешь – и ты в родимом чреве: 
Еще ты не рожден, но ты уже согрет 
И киноварью света разодет.

Свечи плачутся, как люди, 
Священника глава на блюде 
Толпы – отрубленной казалась. 
В глазах стояла сырость, жалость. 
Священник, щука золотая, 
Багровым промелькнул плечом, 
И сердца комната пустая 
Зажглась оранжевым лучом. 
И, провидя длань Демиурга 
Со светящимся мощно кольцом, 
В жемчужную грязь Петербурга 
Я кротко ударю лицом. 
Лапки голубю омыть, 
Еще кому бы ноги вымыть? 
Селедки выплюнутая глава 
Пронзительно взглянула, 
Хоть глаз ее давно потух, 
Но тротуар его присвоил 
И зренье им свое удвоил. 
Трамвай ко мне, багрея, подлетел 
И, как просвирку, тихо съел. 
Им ведь тоже, багровым, со складкой на шее, 
Нужно раз в году причаститься.

2. Где мы?

Вот пьяный муж 
Булыжником ввалился 
И, дик и дюж, 
Заматерился. 
Он весь как божия гроза: 
«Где ты была? С кем ты пила? 
Зачем блестят твои глаза 
И водкой пахнет?» – 
И кулаком промежду глаз 
Как жахнет. 
И льется кровь, и льются слезы. 
За что, о Господи, за что? 
Еще поддаст ногою в брюхо, 
Больной собакой взвизгнешь глухо 
И умирать ползешь, 
Грозясь и плача, в темный угол. 
И там уж волю вою дашь. 
Откуда он в меня проник – 
Хрипливый злой звериный рык? 
Толпой из театра при пожаре 
Все чувства светлые бежали. 
И боль и ненависть жуешь. 
Когда затихнешь, отойдешь, 
Он здесь уже, он на коленях, 
И плачет и говорит: «Прости, 
Не знаю как... ведь не хотел я...» 
И темные слова любви 
Бормочет с грустного похмелья. 
Перемешались наши слезы, 
И я прощаю, не простив, 
И синяки цветут, как розы. 
............................................ 
Мы ведь – где мы? – в России, 
Где от боли чернеют кусты, 
Где глаза у святых лучезарно пусты, 
Где лупцуют по праздникам баб... 
Я думала – не я одна, – 
Что Петербург нам родина – особая страна, 
Он – запад, вброшенный в восток, 
И окружен, и одинок, 
Чахоточный, всё простужался он, 
И в нем процентщицу убил Наполеон. 
Но рухнула духовная стена – 
Россия хлынула – дурна, темна, пьяна. 
Где ж родина? И поняла я вдруг: 
Давно Россиею затоплен Петербург. 
И сдернули заемный твой парик, 
И все увидели, что ты – 
Всё тот же царственный мужик, 
И так же дергается лик, 
В руке топор, 
Расстегнута ширинка... 
Останови же в зеркале свой взор 
И ложной красоты смахни же паутинку. 
О Парадиз! 
Ты – избяного мозга порожденье, 
Пропахший щами с дня рожденья. 
Где ж картинка голландская, переводная? 
Ах, до тьмы стая мух засидела родная, 
И заспала тебя детоубийца – 
Порфироносная вдова, 
В тебе тамбовский ветер матерится, 
И окает, и цокает Нева.

3. Разговор с жизнью во время тяжелого похмелья

Багрянит око 
Огнем восток, 
Лимонным соком 
Налит висок. 
И желт состав, 
Как из бутылки, 
Пьет жизнь, припав 
Вампиром к жилке. 
Ах, жизнь, оставь, 
Я руку ли тебе не жала, 
Показывала – нет кинжала, 
А ты, а ты не унялась... 
И рвет меня 
Уже полсуток. 
О, подари хоть промежуток – 
Ведь не коня. 
Ну на – терзай, тяни желудок к горлу, 
Всё нутро – гляди, – в нем тоже нет оружья, 
Я не опасна, я – твоя, 
Хоть твоего мне ничего не нужно. 
Но, тихая, куском тяжелым мяса, 
Она прижмется вся к моим зрачкам. 
Жива ль она? Мертва? Она безгласна, 
И голос мой прилип к ее когтям. 
И, как орел, она несет меня 
Знакомыми зелеными морями, 
Уронит и поймает вновь, дразня, 
И ластится румяными когтями. 
Как сердце ни дрожит, 
Но с жизнью можно сжиться: 
То чаем напоит, 
То даст опохмелиться.

4. Искушение

Воронкой лестница кружится, 
Как омут. Кто-то, мил и тих, 
Зовет со дна – скорей топиться 
В камнях родимых городских. 
Ведь дьяволу сверзиться мило, 
И тянет незримо рука 
Туда, где пролет ниспадает уныло 
Одеждой моей на века. 
Он хочет, он хочет вселиться 
И крови горячей испить, 
И вместе лететь и разбиться, 
По камню в истоме разлиться, 
И хрустнуть, и миг – да не быть. 
Но цепь перерождений – 
Как каторжные цепи, 
И новый облик душу, 
Скокетничав, подцепит. 
Ах, гвоздь ведь не знает – 
Отчего его манит магнит, 
И я не знаю – кто со дна 
Зовет, манит. 
Может, кто-то незримый, родной, 
И так же, как я, одинок... 
Торговцем злобным сатана 
Чуть-чуть меня не уволок – 
Конфетой в лестницы кулёк, 
Легко б лететь спьяна. 
Но как представлю эту смесь – 
Из джинсов, крови и костей, 
Глаз выбитый, в сторонке крестик... 
Ах нет, я думаю, уволь. 
А мы – зачем мы воскресаем 
Из боли в боль? 
И кровь ручонкою двупалой, 
Светящейся и темно-алой 
Тянется в помещенье под лестницей, 
Где лопаты и метлы... 
Там-то ее пальчики прижали, 
Там они увяли, засохли.

5. Наутро

Я плыву в заливе перезвона, 
То хрипит он, то – высок до стона. 
Кружится колокольный звон, 
Как будто машет юбкой в рюшах, 
Он круглый, как баранка он, 
Его жевать так рады уши. 
Христосуется ветер и, косматый, 
Облупливает скорлупу стиха. 
А колокольня девочкой носатой 
За облаками ищет жениха.

6. Обычная ошибка

Сожженными архивами 
Кружится воронье. 
На площадь черно-сивую 
Нет-нет да плюнет солнце. 
И кофеем кружит народ 
На городских кругах. 
И новобранцем день стоит, 
Глядит в сухих слезах. 
Бывают дни, такие дни, 
Когда и Смерть, и Жизнь 
Близнятами к тебе придут – 
Смотри не ошибись. 
Выглядят они простó – 
На них иссиние пальто 
Торжковского пошива, 
И обе дамочки оне 
Торгового пошиба. 
Губки крашены сердечком, 
И на ручках по колечку. 
И я скажу одной из них – 
У ней в глазах весна: 
«Конечно, ты – еще бы – Жизнь, 
Ты, щедрая, бедна». 
Но вдруг я вижу, что у ней 
Кольцо-то на кости. 
И на коленях я к другой: 
«Родимая, прости!» 
Но в сердце ужас уж поет. 
Жужжит сталь острия. 
Бумагу Слово не прожжет, 
Но поджелтит края.

1974

Простые стихи для себя и для Бога

Вступление

Молитва 
Прорастает сквозь череп 
Рогами 
И сходится в выси 
Сводами острого храма, 
И тихо струится оттуда 
Просящая молния 
Вверх, 
И – наконец – 
Молящее щупальце 
Шарит в пространствах нездешних. 
И вдруг, 
Не выдержав напряженья, 
Рушится всё – 
По плечам и макушке бьет, 
И надо заново строить зданье, 
Пока покаянье 
Горло 
Живою слезою дерет.

1. Жалоба птенца

Боже, 
Прутяное гнездо 
Свил 
Ты для меня 
И положил на теплую землю 
На краю поля, 
И туда 
Не вползет змея. 
Между небом и мной 
Василек, 
Великан одноглазый, 
Раскачивается, как мулла. 
Боже, 
Иногда 
Ты берешь меня на ладонь 
И сжимаешь мне горло слегка – 
Чтобы я посвистела 
И песенку спела 
Для Тебя, одного Тебя. 
Иногда забываешь Ты обо мне – 
Волчья лапа 
Вчера пронеслась над гнездом, 
А сегодня – шаги кругом 
И ружейный во мраке гром, 
Гром ружейный, 
Зажарят, съедят, 
Будто я птенец не Твой, 
А ничейный. 
Лучше б 
Ты, играя со мной, 
Раздавил бы мне горло 
Случайно. 
Кто напев пропоет Тебе тайный? 
Или... или Ты хочешь услышать 
Свист чудесный зажаренной птички?

2. Жалоба спички

Боже! 
Ты бросил меня в темноту. 
Я не знаю – зачем. 
Адамантов костяк мой 
На мыло пойдет, 
И мой фосфорный дух 
Угаснет в болоте. 
Иногда Ты находишь меня, 
Как в дырявом кармане – спичку, 
И чиркаешь лбом, головой 
О беленую стену собора, 
И страшно тогда мостовой 
От сполохов Твоего взора.

3. Жалоба водки

Боже, 
Ты влил мне в душу 
Едкую радость 
И тоску без предела, 
Как я иногда наливала 
Водкой пузырек 
И пила, где хотела – 
В магазине, в метро. 
Боже, 
Благодарю Тебя – 
Я не квас, не ситро, 
А чистая водка 
Тройной перегонки 
В Твоих погребах, 
Но 
Меня мучает страх – 
Бес-алкоголик красным зарится оком, 
Того и гляди выпьет всё ненароком, 
Но я – Богова водка, а не твоя, 
О мерзкая злая змея!

4

Благодарю Тебя за всё, Господь! 
Ты чудно создал все миры, и дух, и плоть. 
Несчастно-счастливы мы все – 
Волчица, воробей, 
В ночной и утренней росе 
Вопим хвалу Тебе. 
В друг друге любим мы, Господь, Тебя. 
В мученьях сдохну я, Тебя любя. 
О мастер! Истеченья, кровь, 
Твои созвездья... 
Чтоб испытать Себя, 
Ты – нас 
Мильоном лезвий 
Кромсаешь, режешь, 
Но 
Я – Ты, 
Ты знаешь, 
И в ров к драконам темноты 
Себя кидаешь, 
Меня, мою тоску, любовь... 
Пусть я змееныш, 
Но в этой темной плоти Ты 
Со мною тонешь.

5

О Боже! 
В кошельке, плоски, 
Мы души губим. 
Кругом меня всё пятаки, 
Я – рубль. 
Господь, Ты купишь на меня 
Ужасный опыт – 
Когда котеночком в ведре 
Меня потопят.

6

Мне двадцать восемь с половиной 
Сегодня стукнуло, итак: 
Была я в патине и тине, 
И мозг мой терся о наждак. 
Но вот Господь висок пронзил 
Тупой язвящею иглой, 
Вколол мне в мозг соль страшных сил, 
И тут рассталась я с собой. 
В пещере столько лет проспав, 
Мой дух ленивый пробудился, 
Изменился крови состав 
И мыслей цвет преобразился. 
Твой огненно-прицельный взор 
Прожег весь мир и занавеску, 
Но в череп этот страшный лаз 
Я тотчас залепила воском.

7

Господи, верни мою игрушку. 
Мой любовник – он моя игрушка, 
Гуттаперчевая синяя лягушка, 
Чуть толкнешь – подпрыгнет, слабо пискнет, 
Мой он, мой, никто его не свистнет, 
Он – моя, моя, моя игрушка.

8

Галька серо-зеленых глаз, 
Мерцающих в жидкости слезной, глазной. 
Я помню, как спас Ты меня в первый раз, 
И мне страшно, и бьет озноб. 
Пуля должна была ворваться в череп 
И прокусить жизни нить, 
Всё там разбросать 
И белым пламенем ослепить. 
Но 
Ты оттолкнул ее, 
И пролетела белой лентой вдоль глаз, 
Подкинул меня на ладони, 
Поймал, 
Подкинул – поймал, 
И еще не раз 
Ты мною играл в бильбоке, 
Мастер, гиппопотам, мотылек, 
В надтреснутый жизни хрустальный бокал 
Ловил – в пузырек.

9

Никому себя не подарить. 
Распродать бы по частям? Опасно. 
Всё равно ведь мед с цикутой пить. 
Свету мало. Благодать ужасна.

1976

(Часы. 1977. № 9)