Книги

Сражение при Петербурге. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

У любви четыре руки. М.: Квир, 2008 (совм. с Лидой Юсуповой).

Год на право переписки. Franc-Tireur/Lulu, 2008 (совм. с Аркадием Драгомощенко).

А я посреди. М.: АРГО-РИСК, 2011.

Моя преступная связь с искусством: [Рассказы]. М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2012.

Вместе со всеми. М.: ЭКСМО, 2014.

Из публикации «Остров Пасхи» (2018)

Проходной двор

– Да это проходной двор! – c острым носом, с обвисшей округлой грудью под черным пальто, в черной округлой же шляпе, не подходящей резким чертам лица, но подобранной в тон черному шарфику, c вставными зубами, своей новизной-белизной выделявшимися на фоне покрытой пигментными пятнами кожи, немолодая невысокая женщина оглядела участок.

Вчера – волевая самодурка-жена, сегодня – вдова.

Только час назад она беспомощно рассматривала незнакомое место – солнце, чистый недушный воздух, холмы – каждой частичкой ощущая стоящий неподалеку горбатый, лакированный автомобиль с комком смерти в горле… а сейчас уже осмелела, оправилась, расправила плечи и, издали глядя на ровный прямоугольник плиты, под которым сейчас скроется только недавно дышавшее, но так все неправильно и коряво выполнявшее (по ее мнению) тело, опять повторила:

– Нормально даже не дадут полежать – проходной двор рядом с дорогой! Разобьюсь, а выстрою памятник!

Рядом стояла дочь, тоже вся в темном.

– Мама, ну посмотри, как тут хорошо! Какой открывается вид! Какие красивые горы!

– Да тут всякая посторонняя шваль шастает прямо по плитам! Увидишь, когда по тебе так пройдут!

Дочь продолжала смотреть, как работники кладбища проводят грузоподъемник под тент, под которым чуть раньше пришедшие на похороны сидели на брезентовых стульчиках, повторяя за раввином молитвы.

Грузоподъемник гудел; один из рабочих приподнял крышу тента и грузоподъемник уместился прямо под ним, приблизившись к зиявшей в земле дыре. Дочь вспомнила, что когда-то очень давно, еще до того, как отец устроился ночным сторожем, он спроектировал каретку для подземных работ.

Слов, которые произносили рабочие, ей было неслышно, но зато до нее долетело:

– Да по тебе хоть трактором с тяжелыми гусеницами – ты лишь отряхнешься!

Вдова недовольно оглядывалась по сторонам и щурилась, не закрываясь от солнца, чтобы все видели ее недовольство.

Но на нее никто не смотрел.

После того как рабочие слаженно опустили на верх фиолетового, с дешевыми алюминиевыми ручками, гроба плиту, родственники один за другим подходили к дыре, брали лопату и поддевали рыхлую землю.

Вдова напряженно за ними следила:

– Прямо на табличку с именем наступил. И опять, опять, смотри, как ножищами своими елозит! Проходной двор! Человеку спокойно полежать не дадут.

– Ну успокойся, – тронула ее рукав дочь.

Вдова резко высвободилась и приказала кряжистому, от природы смуглому португальскому зятю:

– Роза Сильвестре! Роза Сильвестре!

Потом зашипела:

– Я тебе никогда этого не забуду! Мне нужен был памятник, а не поганые плитки, по которым кто только уже не прошелся. Никогда не прощу!

Дочь огрызнулась:

– Надо было о нем при жизни думать, а не припирать к стене памятником! Он и из-под памятника от тебя убежит, не зря умер вырвавшись от тебя, сразу же выйдя из дома!

– Ах ты оторва! – мать задохнулась. Потом рванула из рук зятя, несшего ее сумку, бутылку с шиповником и, уточнив, что пьет снадобье точно по времени, принялась медленно, окатывая во рту, со всех сторон ощущая вкус, впитывать в себя витамины.

Допила, вынула салфетку, отерлась. Приложила руку к груди:

– Это мой черед был умереть! Не зря сердце всю неделю болело. Это я должна была первой уйти.

К ней подошла сестра мужа:

– Валя, прими мои…

Вдова её прервала:

– Что, лучше места было ему не найти? Родного брата усадила в такую дыру!

И обратилась куда-то вперед, в пустоту:

– Миленький мой, спасибо тебе, что первый ушел туда, чтобы все для нас обустроить…

Комки земли ритмично падали на бетон. Лопаты были бесшумны. Мужчины-родственники исчезали один за другим, исполнив свой долг, сделав мицву, свершив благое дело. В черных плащах, с грузными, с непроницаемыми строгими лицами, они уходили без слов по зеленой траве. Твердо ступали на гравий, заводили машины и исчезали в солнечном дне. Один за другим, еще ощущая в руках черенок и тяжесть рыхлых комьев земли, пропадали из виду.

Не прощаясь, не подходя, не объявляя о том, что уйдут.

Опасаясь проронить хоть слово вдове.

Обходя стороной.

Одиноко уходя по дорожке.

Скорбя в одиночку, не разделяя ее жаром пышущий гнев.

Ее злость на проходившую рядом с участком дорогу; стараясь не обращать внимания на ее цепкий взгляд, на бутылку с шиповником, зажатую в сильной руке.

Она была здесь как зловещий черный маятник; как резко-красный буек, не позволявший мужу заплывать в океан; как охранник в тюрьме.

Упустившая, проворонившая, недосмотревшая.

Растерянность перед жизнью обернувшая в гнев.