Книги

Пунктиры. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2000.

Белые флаги. СПб.: Амфора, 2004.

Молния и радуга: Литературно-критические статьи 1980-х годов. СПб.: Издательство имени Н. И. Новикова, 2003 (совместно с А. Кобаком).

На бреющем полете. СПб.: Амфора, 2009.

Тридцать семь и один. СПб.: Амфора, 2015.

Тридцать семь и два. СПб.: Пальмира, 2018 (два полутома).

Дребезги. СПб.: Юолукка, 2018.

Театр в театре («Калигула» А. Камю, «При закрытых дверях» Ж.-П. Сартра, «Стулья» Э. Ионеско, «Балкон» Ж. Жене, «Жизнь в театре» Д. Мэмета, пер. с франц. и англ. совместно с Т. Шапошниковой и Е. Шварц). СПб.: Алетейя, 2019.

Две инсценировки (по рассказам Николая Байтова и Антуана Володина) // Звезда, № 12, 2019.

Дребезги-2. СПб.: Юолукка, 2019.

Тридцать семь ровно. СПб.: Издательство Вадима Назарова, 2019.

Словарь к повести Саши Соколова «Между собакой и волком». СПб.: Пальмира, 2020.

Догадки о Набокове. Конспект-словарь, книга 1 (А — 3). М., СПб.: Пальмира, 2023.

Из книги  «Тридцать семь ровно»

Моё предварение выступления Аркадия Драгомощенко призвано облегчить слушателям восприятие и понимание его стихотворений. Должен признаться, что не в силах вполне справиться с этой задачей, и вот почему. 

Аркадия Драгомощенко, как и А. Парщикова, И. Жданова, О. Седакову, причисляют к сложным поэтам, однако сложность сложности рознь. Нередко ленивый на подъём критик спешит заклеймить сложным непонятное, не желая его понять, и таким образом обеспечивает себе душевное алиби.

Обычна и другая ситуация: критика, воспитанного на поэзии «неслыханной простоты» (искренней, эмоциональной, сюжетной) буквально раздавливает обилие поэтических фигур, глубокой метафизики, намеренных темнот, полисемии, интеллектуальной изобретательности... Такого рода сложность отличает «новую поэзию» (в т.ч. поэзию Драгомощенко), но является по большому счёту позитивной, поскольку провоцирует слушателя на изучение непривычного языка и метафизики, на становление нового мышления и тем самым обогащает его. 

Поэзия Драгомощенко связана ещё с одной сложностью, разрешить которую вряд ли возможно — именно она и превращает встречу поэта со слушателем в парадокс. В чём он заключается? В том, что его поэзия предназначена не слушателю, а читателю, не для прослушивания, а для вычитывания; слушать поэзию Аркадия Драгомощенко есть «противоречие в определении». Перед нами поэт не «эстрадный» и не «тихий» (у того и другого одна цель — ухо слушателя, и одно средство — голосовые связки, которые они используют с разной нагрузкой: от выкрика до шёпота): Драгомощенко — поэт незвуковой, так сказать, немой, его бесполезно слушать ухом, необходимо читать глазом. Письменная поэзия — не есть линейно-развёртываемый во времени ряд (ораторский, музыкальный), это пространство листа, цепко схваченное схемой стиха, следуя которой взгляд читателя (а следом за ним — ум) неторопливо вычерчивает прихотливые фигуры движения и понимания.

Белое пространство листа — фундамент для словесного лабиринта поэзии Драгомощенко, что идёт вразрез с традиционной звуковой поэзией, на которой большинство из нас воспитано. Письменная поэзия — это прежде всего зрелище. Я имею в виду не её графику (каллиграммы, художество буквами) и даже не образность, а тот важный факт, что считывание, активная и своенравная работа читающего глаза — есть непременное условие её восприятия и понимания. Письменная поэзия предлагает и предполагает пристально-созерцающее рассматривание, нелинейное движение глаза по тексту стихотворения. Следствие такого движения — нарастающая свобода и, одновременно, ответственность читателя, принимающего на себя славное бремя соучастника в переустройстве-порождении стиха.

Другое следствие — эпическая бессюжетность письменной поэзии. Если звуковая поэзия движется во временном, причинно-следственном ряду и конструирует себя в голосовом потоке как сюжетная цепь (что-то происходит, вызывая новые происшествия и, соответственно, интерес слушателя, выросшего на сюжетности обыденной жизни), то письменная поэзия организует себя бессюжетно-пространственным образом как вольное блуждание и ориентирует читателя-зрителя на совершенно иной способ восприятия, а возможно, и мышления. Письменная поэзия — это не движение речи, а создание бытия; язык
в творчестве Аркадия Драгомощенко хочет быть не знаковой системой, а бытийственным телом. <...>