Книги
 

Темнота бела: Первая книга стихов. М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2009.
Стихотворения. М.: Новое литературное обозрение, 2011.
Солнце подробного ребра. СПб.: ИНАпресс, 2013.
Поэма обращения. Поэма определения. СПб.: MPR, 2017. 
Радость наша Сесиль. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023.
Песня о братьях. М.: Новое литературное обозрение, 2024.
 

Книги в переводе

Live By Fire. Lyttelton: Cold Hub Press, 2011. 
 

Из книги «Песня о братьях»

ЯМБЫ-2021
(фрагменты)

*

Купальщик столь поспешен, что одежда
опомниться не успевает и хранит
тугие очертанья тела, раздуваясь
смиренным ветром, что пришёл с линкора
разведать, чем песчинки золотят округу
(не купольным ли блеском) — не забыть бы звон,
на палубу заплёснутый карманом;
вдали лотками оттесняя горечь,
торговля нагревает воздух.

*

Канализаций покорённые ветвленья
не верят в корень, созданный людским
желанием двухвесельным: о левом
весле сказало чистое биенье,
для правого не нужно слов, когда
волна оттолкнута поближе к песне,
несомой птицами к базарному теплу;
от отпуска останься, целлулоид,
жди — часа своего, как время — нас.

*

Призывное «тай тай» адресовалось
снегам последним: налетай, сыграем
в дворовый сумрак, мчащийся по следу
такого же, пока крепки сосульки
на пастбищах, осеменивших прозу
надмирным облаком, проблеявшим зарю:
банально, было много раз, но всё же —
мы переводим имя за руку, внушаем
несвязанность поднадоевшей формой: 
кто принадлежен окончанью «а» в глаголе,
а кто-то нет: но смотрят в нас, как в небо,
былые боги, представляя интерес
для порошка заморских рассуждений.
 

Поэма «Песня о братьях»
(фрагменты)

*

Ночной пейзаж, озаряемый
полицейскими сиренами, прибрежными маяками,
фарами машин, вспышками желания,
чья хаотичность не даёт покоя, но сама при этом —
покой
В кленовых ветвях застрял воздушный шарик
Если он лопнет, резкий выброс воздуха в листья
спровоцирует ускоренный обмен темноты
на дыхание и шелест, но пейзаж ночной
отшатывается в ещё большую тишину, когда
загораются цифры на центральном счётчике
Теперь все в курсе, сколько знаний и сил вдохнули
в попытки выявить схему и ритм, в попытки упорядочить
Знание оказывается оглушительнее, чем хлопóк

*

Летом и зимой гудят раздаточные установки, пеленгуя
копошение лучей в людских сердцах,
плеск теплых морей в солнечном сплетении,
солоноватый, одолженный у волны, взгляд
на течение времени
Раздают определения, внушают идею дефицита
Толпы страждущих маются в очередях, возлагают
надежды всей своей жизни на акт раздачи
Пелеоглий и Геловроний уши себе затыкают
восковыми берушами, лишь бы не слышать
низкий гуд
Помощник жреца теряется в догадках,
куда деваются огарки свечей, поставленных
по всем сгинувшим в океане фактов
Волна разъедает шестеренки и микросхемы
прославленных механизмов
Вместо фитиля — пустота в свечном теле
Свитая со всем возможным тщанием в плотную нить,
единящую
восточные и западные районы Внутреннего Слуха
 
*

Легко переусердствовать: уже не раз лопались
велосипедные камеры, 
объём нагнетаемого воздуха оказывался непосильным
Пассажиры начинали задыхаться — верно, насос отбирал
слишком много их общего дыхательного резерва,
дарованного бескрайним пейзажем
Лопались колёса, резиновые камеры слетали с ободов,
взвивались прямо в лоб капитану
Глазные искры, рожденные зрением, росли,
и каждая со временем заменяла целую галактику
После каждого подобного инцидента капитан заводил
странные разговоры, засматривался на
неподобающее, начинал понимать сны,
говорить на языках
 
*
 
День, когда земля постучалась в дверь,
от чувства стыда освобождая юркое тело взрыва
(тело своё, а значит, принадлежное другому) —
братья возвели в закон
По опыту строительства городов, берущих в плен
камень, железо, огонь,
умеют братья себе оставлять лазейки
Бывало, тихонько напевая песню, ползёшь
в сырой толще стены, становясь
ещё более братом, а там, 
за пределами понимания уже нежнеет
незакрывшийся родничок
Небу принадлежный, а значит, твой