Дмитрий Голынко
Что это было и другие обоснования. М.: Новое литературное обозрение, 2013.
Директория. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Kolonna Publications, 2001.
Родился в 1969 году в Ленинграде.
В 1987—1989 годах занимался в ЛИТО Виктора Сосноры в ДК имени Цюрупы и в переводческом семинаре Виктора Топорова в Ленинградском дворце молодёжи. В 1989—1992 годах — слушатель поэтического отделения Свободного университета под руководством Бориса Останина.
Первая книга стихов вышла в 1994 году.
В 1995 окончил факультет русского языка и литературы РГПУ имени А. И. Герцена.
В 1995—1998 годах учился в аспирантуре Российского института истории искусств. В 1999 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата искусствоведения на тему «Современный русский поставангард: направления, стратегии, модели».
В 2005—2006 годах — приглашённый профессор Университета Чонджу (Республика Корея). В 2007—2009 и 2013—2022 годах преподавал в Санкт-Петербургском институте кино и телевидения. Был членом редакционного совета «Художественного журнала» и членом консультационного совета альманаха «Транслит». Автор многих критических и научных статей по современному искусству и литературе в журналах "Новое литературное обозрение", "Новая русская книга", "Сеанс", "Художественном журнале" и других изданиях.
Скончался 6 января 2023 года.
Работы
Книги
Homo Scribens. СПб.: Борей-Art, 1994.
Директория. М., Тверь: Арго-Риск, Kolonna Publications, 2001.
Бетонные голубки. М.: Новое литературное обозрение, 2003.
As It Turned Out. New York, Ugly Duckling Presse, 2008.
Что это было и другие обоснования / Предисловие Кевина М. Ф. Платта. М.: Новое литературное обозрение, 2013.
Приметы времени. / Предисловие Дениса Ларионова. Самара: Цирк Олимп+TV, 2017.
Из текстов
Из книги «Директория»
ФЛОРЕНТИЙСКИЙ ПОЭМ,
или
Итальянские хитрости
ФЛОРЕНЦИЯ
1
В кругах Флоренции плутал я снова,
ведь память - ожидание былого.
И веерных раздумий взмёт
затеял прошлому досмотр
и скорчил о кончине мира вральню...
Невинность ревности в дуэте пиний,
курлыканье разлуки в каватине,
и под камлание виол
куницы вкрадчивей приор
с монашенкою в султанате спальни...
2
Жалобы фонтана
Принесла мне
возлюбленная корзину слив дамасских.
И горевал я, что ни домино, ни маски,
ни осла нет
у меня, и нет мандолины с гирей
какофоний.
Ни евхаристий, ни помазания миром
на афоне.
Я не заправлял треног смолою
в елевсине.
Не лев и не
схимник в пустыне египта - не вою.
Человечность
мне и печаль не даны ни на мгновенье.
Моё спокойствие - сиречь омертвенье,
съело вечность.
Я на шашечнице лунной пьяццы сгусток
тел тритоньих,
съел три тонны
веселья воды и семь её грусти.
Плещутся ящерками веселья
воды ночи.
Смертожизнь моя кружится каруселью
одиночеств.
ВЕНЕЦИЯ
1
Две гондолы и гитары целовались,
губы их колков - трезвучий створки,
и под Веспера скороговорку
ставили миракль в набитом зале...
Под цветосплетенье фейерверка
пусть Нинетта гиацинт уронит,
юность женская едва ль отвергнет
триолеты на губной гармони.
Птицелов я - за цехины сцапал
горлинку-Нинетту в сеть-альковность.
Пояс из тафты индийской на пол
скинув, стал трудиться как садовник
над её оранжереей узкой...
Зуд затих, хлебнули "вентуриччо",
сдёрнув полог из парчи французской
............. под овации вторично.
В интермедии забав сострила
вдруг Нинетта: "Вылитый Христос ты
молодой, отъявленный кутила,
что греха таить... поправь-ка простынь".
Спохватился - мне в пасьянсе карта
выпала воскреснуть послезавтра...
У Иосифа ещё в ломбарде
плащаницы выкройка из астр и
ста шелков александрийских лёгких,
мой венец с карбункулами тёрна,
с винами людскими кошелёк и
самосудный меч огнеупорный.
Чтоб озорничать, нужды не зная,
всё в начале марта заложил я,
а сегодня Пятница Страстная,
и воскреснуть в срок не хватит силы.
2
От неё уходил я в море...
Холодело оно, она, я, Сан-Марко,
холодела на волн шпалере
венецианская барка.
Я был знатоком Ювенала,
она - дочкою сбира.
По утрам с трудолюбием мула
сочинял я сатиры.
Говорят, чем печальней, тем и
печальней, но чин голиардский
научил: блажен только мим или
паяц-любовник дурацкий.
С хитрецой сарацинской сводня -
старушенция-мавританка -
приводила её охотно,
и желтей слезинок лисёнка
восковые слёзки катились
на барельеф вырезного
лифа. И чёрной шалью
полдень был драпирован.
Но и это наскучило скоро.
Если ярче, то и быстрее.
Жаль, я стар, чтобы стать корсаром
и обручиться с реей.
Так не пахнет отчаянием рута,
как моих эпиграмм многогранник.
Их расклеил на всех воротах
и уплыл в халифат испаний,
и уплыл в катавасию светлых
увеселений севильи,
где от кривизны кругосветной
целит философий сераль и