Книги

Nabokov’s Canon: From Onegin to Ada. Northwestern University Press; Harriman Institute series, 2016.

Watersheds: Poetics and Politics of the Danube River. Eds. Marijeta Bozovic and Matthew Miller. Academic Studies Press,  2016.

Nabokov Upside Down. Eds. Brian Boyd and Marijeta Bozovic. Northwestern University Press, 2017.

«Большое путешествие “Обломова”: роман Гончарова в свете “просветительской поездки”» (перевод А. Маркова, 2010)

Михей Тарантьев, комический злодей прославленного романа Гончарова, высказывает свои подозрения по поводу нравственного (и национального) характера Штольца следующим образом: “Хорош мальчик! Вдруг из отцовских сорока сделал тысяч триста капиталу, и в службе за надворного перевалился, и ученый… теперь вон еще путешествует! <…> Разве настоящий-то хороший русский человек станет все это делать? <…> Зачем он шатается по чужим землям?”

В оправдание друга Обломов произносит заведомо неопределенную примирительную фразу: “Учиться хочет, все видеть, знать”. Но эта формулировка только еще сильнее заводит Тарантьева:

— Учиться! Мало еще учили его? Чему это? Врет он, не верь ему: он тебя в глаза обманывает, как малого ребенка. Разве большие учатся чему-нибудь?

…Станет надворный советник учиться! Вот ты учился в школе, а разве теперь учишься? А он разве (он указал на Алексеева) учится? А родственник его учится? Кто из добрых людей учится? Что он там, в немецкой школе, что ли, сидит да уроки учит? Врет он! Я слышал, он какую-то машину поехал смотреть да заказывать: видно, тиски-то для русских денег! Я бы его в острог… 

В романе, считающемся, как известно, апофеозом лени, путешествие и учение оказываются метонимически связаны, совмещены, фактически взаимозаменяемы. Оба вида деятельности находятся на одном полюсе неоднократно проводимой критиками оси: стасис — движение. К примеру, в своем широко известном исследовании Мильтон Эре сводит структуру повествования “Обломова” к формуле “неподвижность—действие—неподвижность”, причем переломным моментом считает роман Обломова и Ольги. Штольц, олицетворение деятельности, всегда в пути и всегда что-нибудь изучает, тогда как единственным путешествием Обломова становится отъезд из родной Обломовки в столицу, а образование его прекращается на столь же раннем этапе.

Несоответствие между романтическими мечтами Обломова и окружающей его действительностью неоднократно подчеркивается отсылками к теме путешествия. Так, Обломов, утверждая, что он вовсе не бросил читать книги, указывает на одиноко лежащий на столе том. “Что такое? — спросил Штольц, посмотрев книгу. — “Путешествие в Африку”. И страница, на которой ты остановился, заплесневела…” (193). Во время первого разговора с Ольгой, когда она несколько каверзно спрашивает о его литературных вкусах, Обломов уклончиво отвечает: “Я, точно, люблю больше путешествия…” (219).

При этом детская дружба Штольца и Обломова связана именно совместной учебой и мечтаниями о путешествиях в дальние страны. Еще в Обломовке “Пословица “ученье свет, а неученых тьма” бродила уже по селам и деревням вместе с книгами, развозимыми букинистами” (163). И хотя ученье Обломова оказывается серьезно ограниченным рядом факторов (семья, потакающая ребенку во всем, не желает его “перегружать”, а юный Штольц нередко доделывает за него уроки), какое-то зерно все же западает в его сознание. Поэтому уже в зрелом возрасте, пытаясь вернуть Обломова к жизни, Штольц призывает друга вспомнить все, что было так дорого им обоим в юные годы <...>