Анна Глазова
Премия Андрея Белого 2013 присуждена за книгу стихотворений «Для землеройки».
Мать – инженер, отец – физик. Училась в МАРХИ, затем на архитектурном факультете Берлинского технического университета. Защитила диссертацию о П. Целане и О. Мандельштаме, преподавала в Корнелльском университете, в настоящее время живет в США, работает в университете Ратгерс (Нью-Брансуик).
Переводила стихи и прозу Кафки, Роберта Вальзера, Пауля Целана, Уники Цюрн, Ладислава Климы и др. Автор работ по поэтике Мандельштама, Целана, статей о современных немецких и российских поэтах. Публиковала стихи в журнале «Воздух», альманахах «Вавилон», «Черновик».
Лауреат «Русской премии» (2013).
Работы
Книги
Пусть и вода. М.: ОГИ, 2003.
Петля. Невполовину. М.: Новое литературное обозрение, 2008.
Для землеройки. М.: Новое литературное обозрение, 2013.
Опыт сна. New York: Ailuros Publishing, 2014.
Переводы
Роберт Вальзер. Разбойник. Тверь: Митин журнал, 2005.
Уника Цюрн. Темная весна. Kolonna Publication; Митин журнал, 2006.
Пауль Целан. Говори и ты. New York: Ailuros Publishing, 2012.
Из текстов
Из книги «для землеройки»
* * *
в голове пчелы
одна
натянута цель –
и она из неё только и тянет мёд,
и медоносы не знают,
и никто,
только что полосы
(так и звук штрихует пространство)
как метроном разделяют
в каждом мае почти каждый луг.
* * *
молния не уходит
когда уже раз побывала в дупле.
в нём осыпается полое место,
и лишайник растёт без воды уже,
насухо, странно, в чёрных стенах.
там поселяются те, кого точно не видно.
и совершаются тайны:
рождение света из ничего
и рождение из мороза.
смерть глубокого тела в котором лежит меховая луна.
* * *
зверю своя кожа не шкура на теле,
он себе заповедная дичь,
он и в шкуре раздет и невинен.
вот и ты не ешь себя самого,
ешь как будто собой кормишь зверя.
* * *
утверди руку.
буду сидеть над травой как рыбак перед прорубью
и ждать того дня
когда станет трава ископаемым
и тонкая ветка
отзовётся измеренным шёпотом
самому измерению.
* * *
за три шага
превратись
из иного нетвёрдо глядящего
над земной кромкой –
в ровное как мех по всей рыси
простейшее
обычного роста.
* * *
из перегноя рождается кислый дыхательный воздух.
мы
этой тьмой дышим,
мерно вбирая в свою темноту
тихую смерть
семян и растений.
из всех жизней милее болотная.
быть полужабрами каждой трепетной жабы,
и водомерке на плечи
сложить
тяжёлую душу.
* * *
дым в облака – и облака в дым.
птицы ждали до сотворения неба
на ветряке или вышке.
сквозь туман и сквозь дым
и под дождём целиком
неточное место
и верха не видно – если ты птица – с земли.
* * *
всё что можно измерить шагами
можно представить себе что обнял.
всё к чему прикоснулся можно подумать что съел.
где-нибудь сядет летящий
и выйдет на землю в ней сущий.
ты им сразу же грубые лица в глазах не нарисуй,
потому что они тебя голосом ещё могут тронуть,
если нежно их кости к неживому и мёртвому –
приложи ухо: бревно поёт тихо заодно с короедом – вслух запоют.
* * *
стол развёрнут и кистью выметен чисто
перед каждым прибором стоит роза и плод завёрнутый во всё влажное
умирает вино, последний шип
и свет притупляется.
как фруктовые мушки зарождаются над открыто лежащим огрызком
в этом доме скоро зашевелятся хозяева.
* * *
минута длится.
её хоронить
как косточки на будущий год.
над ней сеять сухую труху не жалея
тебя, дорогая пыльца
с прошлой вспышки,
когда тебя снова
спалило солнцем
перед холодом.
* * *
мучнистое зерно
всходит только под толстым слоем тумана
густые кусты
под листьями – сгущение человека.
сгустится – станет лицо
у растения
вряд ли получится разговориться.
* * *
сухим глазам да бездна глубже
что ни ешь кем ни съеден.
и где только не прозрачен воздух пчеле!
ты как она крохобор но беден цветом.
ты лежишь у неё на слабом огне
и красный ей разгорается день.
* * *
высшее солнце не двинется никогда
к себе приковано идущей тяжестью.
нам солнце ходит и тянет
за собой тяжесть:
и дерево облети
и ручей уйди в землю
ещё кто под камень
и я в кожу и шерсть и волокна растений
на себя к зиме их тело взвалив.
* * *
сели мы с моими
и разбираем небом – кто сказал? но и не важно – подаренные камни.
хотим сварить месиво: три голубых камня, два зелёных, ещё из земли что-то.
подманили на свисток что набежало,
сели тоже, дуют и смотрят, в их глазах отсвет,
будто от земли поднялся.
слиплось ли – кого? – спрашивают,
спрашиваем.
можно ли по зверю увидеть когда он смеётся.
* * *
могильница и пустельга
ищут пустырь
друг с другом поделиться,
заговорить себе память в печёнках,
пролетай, голубушка, проходи, бессмертник.
* * *
лучше не жми руку потому что горсть
помнит вобранную чистоту
и невечерний час входит под кожу
из ладони дует как с юга сушит глаза.
лучше проще чем что-то забыть лизать чьи-то узкие зубы
в непривычно глубоком горячем рту
и глаза влажные
и на ладонях
голый – как человек не бывает – смешанный мех.
* * *
волк-колдун,
одиночка,
жил в пещере
на горе где мало еды.
иногда он спускался
в неродное племя,
и они менялись:
им – вой вместо песен,
ему – ожерелья
от
оборотней.
* * *
землеройка-стервятник
роится на тусклых обломках:
она ищет и ест культурный слой
и в её светлом панцире
скользят быстрые образы
и тот кто за ними следит
из наших лиц потом
сложит почерк