Георгий Соколов

2024 • Гуманитарные исследования

Книга «Неофициальное искусство Ленинграда. Круг свободы» (М.: Слово / Slovo, 2021)

Портрет

Историк культуры, искусствовед, сотрудник отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа, окончил исторический факультет СПбГУ (кафедра истории западноевропейской и русской культуры). Исследователь неофициального советского искусства, прозаик, в прошлом — соредактор проекта «Стенограмма».

Работы

Книги


Неофициальное искусство Ленинграда. Круг свободы (М.: Слово / Slovo, 2021)

Из текстов

Из книги «Неофициальное искусство Ленинграда. Круг свободы»

 

      Получается, Ленинград сам по себе — невидимый для мифологии город, что окружил, обволок тот самый исторический центр со всех сторон. Это те места и районы, которых словно не было прежде — хотя, может быть, они все-таки были, просто на них не обращала внимания суетная имперская столичная повседневность или высоколобая имперская культура.
      Мой образ Ленинграда, которого я частично коснулся в Прологе, держится на двух больших, статных, но в общем довольно тривиальных сталинских домах, своеобразными вратами обрамляющих въезд в южную часть города, которая называется Автово — вместе с одноименной станцией метро, начинавшей первую очередь ленинградского метрополитена, открытую в 1955 году. Эти места — начало и конец Ленинграда первых послевоенных лет. Сейчас я вижу здесь пейзаж, знакомый мне с детства: пообтершаяся, красноватая местами розоватая стена кладбища, поистрепавшийся купол цирка, тихие и малолюдные улицы приглушенной цветовой гаммы по сторонам от оживленного проспекта Стачек, по которому чаще всего отправляются куда-нибудь за пределы города — в Стрельну, Ораниенбаум или Петергоф. Смысловым центром этих южных приглушенных пространств Ленинграда когда-то был уже не очень актуальный сейчас Кировский завод, расположенный немного севернее, в сторону центра. Еще чуть дальше — «вверх» по карте — Нарвские ворота, район Нарвской заставы — «рабочий район» с давних пор. В послереволюционные десятилетия все эти места (а с ними и те, что восточнее, вокруг Московского проспекта) предназначали на роль нового центра города, он должен был возникнуть в южной части, на пути в Ленинград из Москвы. Но инерция исторического прошлого оказалась слишком сильна: старый центр «не отдал» свою роль, цепляясь за нее из последних сил, — и уже возведенные широкие внушительные проспекты, обставленные монументальными зданиями, не успев войти в ритмичный ход пульсирующей жизни современного мегаполиса, застыли в безвременье, припорошенные окраинной меланхолией.
      Кажется, что именно и только в этих декорациях осуществлялось, происходило ленинградское свободное искусство. Это, конечно, неверно. Внутри неофициального Ленинграда, в среде художников и поэтов, лишенных или лишивших себя пути в публичное пространство, если и были границы, то точно не географические. Если уж выстраивать топографию ленинградского нонконформизма, то она будет простираться от лабиринтообразных северных новостроек до Гатчины, от Ржевки до Канонерского острова и при этом будет включать в себя множество точек, расположенных в самом центре, среди которых свое органичное место займут и Эрмитаж с Русским музеем, и кафе «Сайгон», и острова, и проспекты, и улицы. Но логика не всегда торжествует, ведь мы говорим об искусстве, — и в моем восприятии любое событие истории неофициальной культуры, любая картина, стихотворение, самиздатский журнал или квартирная выставка, даже если они происходят в самом сердце города, все равно будто перенеслись (или просто пришли) сюда откуда-то из дальних пределов Ленинграда. Передо мной возникает образ неизвестного поэта, который бродит по залам Эрмитажа, пишет их экфрасис, рассказывающий и об истории, и о культуре, и о сегодняшнем Ленинграде, и одновременно остающийся просто описанием конкретной скульптуры. Для меня несомненно: поэт пришел сюда издалека, вдоль каналов, из протяжных нецентральных районов в приглушенных тонах — или хотя бы от Калинкина моста.
      Центр города в ленинградском неофициальном искусстве увиден словно взглядом окраины, она — источник атмосферы, ею настроена оптика нонконформизма. Художники, которым пришлось работать вне официальных институций, были вытолкнуты — конкретным ли толчком или общим давлением системы — за пределы публичной жизни искусства, занимали маргинальное положение в культуре, и это словно превращало даже их комнаты, квартиры или мастерские в центре города в окраинные, нецентральные пространства. Со всей отчетливостью эта вытесненность неофициального искусства из картины «парадного Ленинграда» проявилась в географии разрешенных выставок разных лет: с середины 1970-х годов на протяжении полутора десятилетий площадки, которые официальные инстанции нехотя предоставляли для этих событий, оказывались на «благоразумной» дистанции от значимых культурных и политических центров Ленинграда. Дома культуры имени Газа и «Невский» расположены к югу от центральной части города, Дом культуры имени Кирова — в той части Васильевского острова, которая находится в стороне от оживленной городской жизни и больше похожа на тихую окраину. Одна из самых центральных выставочных площадок неофициальных художников — Дом культуры имени Дзержинского, располагавшийся на Полтавской улице, будто «за кулисами» Староневского проспекта.