Александр Степанов
Премия Андрея Белого 2024 присуждена за книги «Очерки поэтики и риторики архитектуры» (М.: Новое литературное обозрение, 2021) и «Театр эллинского искусства» (М.: Новое литературное обозрение, 2023)
Кандидат искусствоведения, профессор Санкт-Петербургской Академии художеств им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СпбГУ, старший научный сотрудник Российского института истории искусств. Автор многочисленных исследовательских работ об искусстве итальянского и северноевропейского Возрождения, живописи и архитектуре.
Работы
Книги
Мастер Альбрехт. Л.: Искусство, 1991.
Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV—XV века. СПб.: Азбука-классика, 2005 (Новая история искусства).
Искусство эпохи Возрождения. Италия. XVI век. СПб.: Азбука-классика, 2007 (Новая история искусства).
Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия. СПб.: Азбука-классика, 2009 (Новая история искусства).
Искусство Италии эпохи Возрождения. Очерки о художниках: Учебное пособие. СПб.: Издательство Института имени И. Е. Репина, 2016.
Феноменология архитектуры Петербурга. СПб.: Арка, 2016.
Очерки поэтики и риторики архитектуры. М.: Новое литературное обозрение, 2021.
Театр эллинского искусства. М.: Новое литературное обозрение, 2023.
Из текстов
Из книги «Очерки поэтики и риторики архитектуры»
Что за наука изучает эту «внушающую силу» архитектурного произведения? Семиотика? Типология архитектуры? Или, может быть, ее иконография? Увы, эти подходы ограничиваются изучением и классификацией уже завершенных произведений, а мне интересны не только здания сами по себе, но и то, как архитекторы создают программирующий эффект. Творческой работы архитекторов непосредственно касаются психология проектирования, а также дисциплины, которые вроде бы можно метафорически перенести на архитектуру из лингвистики и филологии: грамматика, поэтика, риторика. Но психологический подход мне не интересен, ибо оставляет за скобками завершенное произведение. И даже если бы я этим подходом увлекся, пришлось бы оставить без внимания грандиозную область анонимного зодчества. Подход со стороны грамматики, с моей точки зрения, тоже неудовлетворителен, так как не имеет отношения к эстетическим достоинствам постройки, благодаря которым она, собственно, и становится произведением архитектуры. Ведь грамотно умеет работать даже бездарный специалист.
Остаются поэтика и риторика. Но не было бы смысла применять эти понятия к архитектуре, если бы не нашлось оправдывающих такую операцию сходств между произведениями архитектуры и словесности. Поскольку здания выставлены на публичное обозрение, не следует искать сходства архитектуры с теми видами словесности, которые воспринимаются индивидуально, — а таковы предназначенные для немого чтения художественная литература и словесность социальных сетей.
Под это ограничение не подпадают устный эпос, драматические спектакли и обширная сфера публичного красноречия: выступления в судах, речи политиков, проповеди религиозных деятелей, а также словесные массмедиа. Важно, что все эти виды словесности, схожие с архитектурой по признаку публичности, объединены между собой еще одним свойством, сближающим их с зодчеством: они целенаправленно и эффективно действуют на сознание и поведение множества людей. Хотя никто не запрещает мне воспринимать красóты слога аэда, драматурга, адвоката, общественного деятеля, проповедника, шоумейкера и других мастеров публичного слова отвлеченно от их намерений, я понимаю, что было бы не вполне адекватно упускать из виду нравственный, правовой, политический, религиозный, коммерческий и прочие смыслы их словесных действий. То же в архитектуре. Она крайне далека от чистой, самодостаточной («заумной», как говорили русские футуристы) поэзии. Допустим, приведенных соображений довольно, чтобы словосочетания «поэтика архитектуры» и «риторика архитектуры» воспринимались читателем не просто как прихоть автора. Но почему бы мне не сосредоточиться только на поэтике архитектуры или только на ее риторике? Зачем нужны поэтика и риторика вместе?
Дело в том, что в своей исконной области — в словесности — поэтика и риторика дополняют друг друга. Поэтика устанавливает свойства, присущие произведениям определенных жанров, — риторика учит умению убеждать. Поэтика систематизирует правила построения и свойства завершенных произведений, то есть обращена в прошлое, — риторика разрабатывает практические приемы красноречия, то есть заинтересована настоящим. Поэтика предлагает нормативные, отвлеченные от творческих индивидуальностей образцы для подражания — для риторики важно, как ведет себя автор в конкретных ситуациях. Поэтика изучает типы произведений — риторику интересуют отдельные произведения.