Элеонора Шафранская
Книга «Усто Мумин: превращения» (М.: Музей современного искусства «Гараж», 2023)

Окончила филологический факультет Ташкентского государственного университета, доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Московского городского педагогического университета и кафедры истории русской литературы новейшего времени Российского государственного гуманитарного университета. Автор многочисленных исследований о мифопоэтике и этнопроблематике русскоязычной литературе: «Ташкентский текст в русской культуре» (2010), «Туркестанский текст в русской культуре: колониальная проза Николая Каразина (историко-литературный и культурно-этнографический комментарий)» (2016) и др., учебного пособия «Локальные тексты в русской литературе» (2022, в соавторстве с Г. Т. Гариповой).
Работы
Книги
Устное народное творчество. М.: Академия, 2008.
Ташкентский текст в русской культуре. М.: Art House media, 2010.
Туркестанский текст в русской культуре: колониальная проза Николая Каразина (историко-литературный и культурно-этнографический комментарий). СПб.: Свое издательство, 2016.
Устное народное творчество: Учебник и практикум. М.: Издательство Юрайт, 2020.
Современная русская литература: иноэтнокультурная проблематика. М.: Издательство Юрайт, 2020.
Локальные тексты в русской литературе. М.: Издательство Юрайт, 2022. (Совместно с Г. Т. Гариповой)
Усто Мумин: превращения. М.: Музей современного искусства «Гараж», 2023.
Из текстов
Из книги «Усто Мумин: превращения»
... Биография Александра Николаева не вписывается в парадигму ориентализма, представленную в книге Эдварда Саида, который, в частности, предложил социальную ориенталистскую роль вхождения в Восток — тайный писатель. Эдвард Саид пишет, например, об исторических персонажах:
«Так, в качестве псевдоучастника он сохраняет свою позицию власти
и обеспечивает объективность повествования.
<…>
Ориенталист вполне может имитировать Восток… <…> Его власть
выражалась в том, что он жил среди них открыто как носитель языка
и тайно — как писатель. И то, что он писал, было „полезным знанием“,
но не для них, а для Европы…
<…>
Как путешественник в поисках приключений Бёртон ощущал самого
себя живущим одной жизнью с тем народом, на землях которого он находился. Ему лучше, чем Т.Э. Лоуренсу, удалось стать восточным человеком. Он не только безукоризненно говорил по-арабски, ему также удалось проникнуть в самое сердце ислама и, выдавая себя за доктора мусульманина из Индии, совершить паломничество в Мекку».
Николаев, если судить по слухам и свидетельствам, не играл в подражание. Он и физиологически, и ментально, и эмоционально жаждал вписаться в новый быт, в новую для него культуру. Подобный поворот в судьбе не мог случиться без какого-то яркого события. Таковым, смею предположить, стало знакомство с юношами-бачи — танцорами и певцами, выступавшими в местных чайханах.
Молва, которая превратилась в миф, окутывающий имя художника,
гласит, что пристрастия Николаева (с точки зрения обывателя) были странны. Поначалу ходили обычные слухи, толки. Подобная тема никогда не поднималась в советской печати — она была табуирована. Но молва жива. В одном из фрагментов американского фильма «The Desert of Forbidden Art» (2010) тогдашний директор Нукусского музея Мариника Бабаназарова, комментируя работы Николаева, говорит о художнике: «Александр Николаев был человеком нетрадиционной сексуальной ориентации, за что был арестован и впоследствии сослан». (Замечу, что арестован он был по другим причинам, о чем речь пойдет ниже.)