Книги

Пропозиции: Первая книга стихов. М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2011. 
Все вещи мира / Предисловие Г. Рымбу. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 
Альбиак А. М. Страна / Пер. с франц. и послесл. К. Корчагина. Ozolnieki: Literature Without Borders, 2020. 
В поисках тотальности. Статьи о новейшей русской поэзии. М., Екатеринбург : Кабинетный ученый, 2020.

Из книги «Последние люди модерна»

* * *

Когда в лесу разгораются слоги и горят сквозь листву,
пока осень прямого отжима стекает, луна проливает 
расплав в хрипящие реки, я сижу у озера и струятся 
в ряске все виды хеваджры: вот она вся из пластика,
плавится и шипит, выкатываясь из зараженной рощи,
и рядом со мной сонно шуршит, протягиваясь вдаль
ширящейся грибницей, прерывистым радиоснегом —
что она эта хеваджра? и почему здесь все боятся ее 
на районе скрипящего снега и пепельно-мятной травы?
как она липнет к обоям в панельных домах, как зовет
сквозь ячеистый плеск выйти за город, где крапивное
варево, и солнце в черных котлах, где преет хеваджра
под пластами торфа и вместе с нею у озера на берегу
я зову того, кто ее не боится, кто проедет на колеснице
из Балашихи, весь в дымящейся пене и с пацанами
почти обращенными в слоги горящие над заправкой.

Бандар Абд Аль-Хамид из книги "Поэзия арабского мира"

Иностранец

На первой станции
я встретил смеющегося человека —
он предложил мне горячий чай
и спросил о деревьях в далекой стране,
он изящно рассуждал
о политике государства, нации, театре,
улыбался, рассыпая пальцы как знаки вопроса,
тряс правой ногой и смотрел из окна
на страну, которую поезд оставлял позади, —
мы не поговорили о войне
за недостатком времени
между девятью часами и двадцать одним,
а на последней станции он, улыбнувшись, сказал:
«Я, имярек, не занят сейчас ничем,
но жизнь не может длиться без дела —
смотри, как легко мы добрались
в столь отдаленный край».

1978

Из статьи «"Маска сдирается вместе с кожей":
способы конструирования субъекта в политической поэзии 2010-х годов»

Одна из ключевых проблем современной русской поэзии — проблема субъекта. Кто говорит в поэтическом тексте? Каким образом он может быть описан и воспринят? Можно ли за индивидуальными способами конструирования субъекта увидеть общность, характерную для поэтического поколения или некого литературного сообщества? В какой мере от субъекта поэтического текста можно отделить идентичность его автора? И насколько такой субъект обладает собственной (пусть и конструируемой только во время чтения/письма) сущностью, не сводимой к грамматическим категориям?

Эти вопросы важны для всей современной поэзии, но особенную остроту они приобретают в поэзии политической. Политическая поэзия более десятилетия находилась на периферии читательского внимания, едва ли не за пределами поэзии как таковой. И сейчас такая поэзия ассоциируется чаще всего с рифмованным фельетоном, стихотворной сатирой, высмеивающей недостатки государственной власти. С возрождением отдельных очагов гражданской активности в начале 2010-х жанр фельетона пережил второе рождение: подобным текстам порой не чуждо формальное богатство модернистской поэзии, но при этом они существуют в своем собственном контексте, почти не затрагивающем контекст поэзии второй половины ХХ — начала XXI века. Даже опыт политической поэзии русского авангарда воспринимается этой поэзией лишь частично — чаще всего посредством использования акцентного стиха, освященного именем Владимира Маяковского. Само использование такого стиха, однако, уже не предполагает обращения к тому утопическому горизонту, который был принципиален для русского авангарда, преимущественно левого по своим политическим симпатиям. «Основной целью русского авангарда было создание Нового Человека, нового общества, новой формы жизни», — писал Борис Гройс, и именно поэтому наиболее ангажированные деятели авангарда обращались к стихотворной сатире: они подходили к ней «инструментально», подчиняя ее утопическому горизонту.