Речь при вручении Яну Каплинскому Премии Андрея Белого 2018 ​

Сергей Завьялов

Ян Каплинский – один из последних великих поэтов Европы. Поэтов не совсем в том смысле этого слова, что «лучше, чем другие», а в принадлежности к той эпохе, когда еще были великие поэты. Вот, например, сейчас в зале присутствует Михаил Федорович Еремин, который тоже относится к этому поколению (аплодисменты).Ян Каплинский родился в семье преподавателя польского языка в Тартуском университете за пять месяцев до ареста отца (в начале июня 1941 года из вновь созданной Эстонской Советской Социалистической Республики прошла массовая депортация буржуазии и буржуазной интеллигенции). Ян не помнил своего отца, но тема отца является одним из лейтмотивов его поэзии; затем он написал книгу, которая называется «Письмо к отцу», диалог с человеком, которого он никогда не видел и которого он пытается реконструировать. Мать Яна Каплинского была филологом-романистом, в частности автором эстонско-французского словаря и переводчицей на эстонский французской литературы, в частности Бальзака и Анатоля Франса. Это выглядит страшным парадоксом, но на переводческую деятельность советская власть выделяла значительные средства: гонорары были значительно большими, нежели те, на которые можно было рассчитывать в буржуазной Эстонии.Каплинский был всесторонне одарен с раннего детства, учился на отделении романской филологии Тартуского университета, но тут пришла поэзии, которая спутала все карты, и хотя Ян как положено закончил университет, ни о какой академической карьере речь не шла: дальше его жизнь целиком принадлежала поэзии.Каплинский написал невероятное количество книг в стихах и прозе, много перевел, но главная его заслуга – создание эстонской современной поэзии. Собственно за всё время существование эстонской поэзии она не знала поэта такого масштаба.Поэзия Яна имела всеевропейский резонанс. Отдельными изданиями она была опубликована почти на двадцати языках, в антологиях, альманахах и журналах – на полусотне. Он – лауреат многих международных премий, прежде всего Prix européen de littérature Совета Европы.Однако идут годы – и происходит интересная вещь: слава Каплинского растет, но сама ситуация славы его не устраивает. Он отказывается от празднования своего юбилея, а затем расстается вообще с эстонским языком, и в возрасте, который считается уже почти старческим, поэт начинает сначала, как это было в традиции Дальнего Востока, и начинает «с нуля» писать стихи на русском языке.Это небывалый случай в истории мировой поэзии. Можно себе представить человека, которому здесь не удалось, там не удалось, который попробовал себя на каком-то новом языке – и у него получилось, но тут ситуация иная: Ян пожертвовал своей славой, своими поклонниками в ситуации конфликта эстонского общества со своим советским прошлым, в ситуации, когда большая часть его соотечественников считает русский язык языком оккупантов; этот демонстративный поступок стал вопиющим нарушением всех общепринятых правил.Первая же русская книга Каплинского Белые бабочки ночи (2014) вызвала большой интерес и была удостоена «Русской премии», вторую книгу Улыбка Вегенера (2017) издал Дмитрий Кузьмин в Латвии, и , наконец, всё, что написано Яном по-русски составило вторую часть довольно толстой книги, которая имеет трагическое название Наши тени так длинны, только что вышедшей в «Новом литературном обозрении»; кроме того, первая часть этой книги – стихи написанные за полувековую работу автора на эстонском языке. Они были переведены частично уже покойным эстонским русскоязычным поэтом Светланом Семененко и теперь сильно отредактированы автором, частично – самим Каплинским.Поэзия Каплинского глубоко трагична, она занимается метафизической проблематикой, в ней нет ни малейшего желания понравиться читателю или даже самому себе. Читать ее очень больно. Я написал предисловие к этой книге, которое так и называется От каждого стихотворения остается шрам. Впрочем лучшее, что можно было бы сказать – это прочесть какое-нибудь стихотворение:Я всегда опаздывал всегда опаздываюкогда я родился царя уже не былоЭстонская республика приказала долго житьяблони в дедушкином саду замерзлия не помню ни отца который был арестованкогда я был малышом – он не вернулсяни нашего сеттера Джоя сторожившего меняи мою люльку – он был застрелен немцемне помню каменного моста а лишь глыбыразбросанные взрывом по центру города