Выбирая Края. Речь про Илью Кукуя
Илья Семенович Кукуй вряд ли нуждается в представлениях – его отлично знают и в России, и за рубежом. Заниматься литературой он начинал в Петербурге, а продолжил в Германии; подготовленные им книги и написанные им статьи выходили (и по сей день выходят) на русском, английском и немецком языках. Илья Кукуй – знаток русского авангарда (каких теперь довольно много) и хорошо известный, в том числе на Западе, исследователь советской «неофициальной» культуры (каких довольно мало); в частности, тексты Кукуя можно найти в недавно опубликованном важном сборнике, посвященном советскому андеграунду The Oxford Handbook of Soviet Underground Culture. (О книгах на русском языке, появившихся благодаря усилиям Кукуя, мы еще вспомним далее.)
Учитывая сказанное, присуждение Илье Кукую Премии Андрея Белого в номинации «за заслуги перед литературой» вряд ли кого-то удивляет. Кажется, в справедливости, оправданности и своевременности награды нет никаких сомнений, и можно только искренне порадоваться за лауреата. Однако, в отмечаемом нами событии присутствует и некий «скрытый сюжет», на котором хотелось бы остановится чуть подробнее.
Всем хорошо известно, что с момента своего учреждения Премия Андрея Белого «стремится учитывать приоритеты эстетического новаторства и эксперимента» и последовательно ставит во главу угла «обновление принципов письма и радикальные инновации в сфере тематики и художественной формы»; достаточно посмотреть на номинации «поэзия» и «проза» за любой год, начиная с 1978, чтобы в этом удостовериться. И именно в областях поэзии и прозы такой подход не вызывает никаких вопросов.
Зато в номинации «гуманитарные исследования» (а Илья Кукуй – именно исследователь литературы, филолог и литературовед) все несколько сложней.
С одной стороны, тот же самый примат «экспериментального» подталкивает Премию поощрять исследования как можно более радикальные и дерзкие, прекрасные именно в своей новизне (и даже неконвенциональности). С другой стороны, чем дальше удаляется в прошлое позднесоветский андеграунд, чем меньше остается на свете авторов и героев ленинградской «второй культуры», тем в большей степени Премия Андрея Белого берет на себя и функции мемориальные, и тем чаще старается отмечать работы, связанные с изучением и сохранением наследия «неофициальной», неподцензурной литературы. (Таким образом, на данный момент цели исследовательской номинации Премии отчетливо двоятся.) Но если исследователи-пушкинисты или набоковеды могут сегодня изощряться в остроумии, соревноваться в теоретической оснащенности и играть в какой угодно бисер, то исследователи «второй культуры» зачастую просто не имеют достаточного материала для таких упражнений: огромный массив текстов «неофициальной» литературы или еще не издан, или издан очень сомнительно и ненадежно. Соответственно, пока что нужно заниматься вещами фундаментальными: подготовкой собраний сочинений авторов «второй культуры», комментированием текстов, написанием биографий. Парадокс в том, что как раз на фоне изобилия «экспериментальных» гуманитарных исследований, запросто толкующих любую литературу через призмы, например, «множественных», «темных», «новых» и модных онтологий, самое главное и самое уважаемое занятие любого филолога – подготовка собраний сочинений – начинает выглядеть чем-то почти маргинальным.
Работа Ильи Кукуя кажется и воплощением, и разрешением этого парадокса.
В отличие от некоторых других российских исследователей, Илья Кукуй не стал заниматься такими популярными, хорошо известными за рубежом, сулящими легкий успех фигурами, как Иосиф Бродский или Дмитрий Пригов. Совсем о других, гораздо менее шумных авторах решил он не то что даже «писать», но, скорее, заботиться: это Леонид Аронзон (который, при всем своем почти легендарном статусе, никогда и близко не подходил к успеху, сравнимому с успехом Бродского); это Анри Волохонский (фигура, опять же, бесспорная, но явно оттесненная на второй план такими титанами ленинградского андеграунда, как Елена Шварц, Виктор Кривулин и Александр Миронов); это поэты трансфуристы Ры Никонова и Сергей Сигей (над которыми еще четверть века назад считалось хорошим тоном смеяться как над подражателями и графоманами). Илья Кукуй подготовил образцовые собрания сочинений Аронзона (вместе с Петром Казарновским) и Волохонского; о трансфуристах он написал несколько прекрасных статей и сделал (в соавторстве с Сергеем Ковальским и Борисом Констриктором) каталог трансфуристской выставки на Пушкинской, 10. Наконец, последняя на сегодняшний день крупная работа Ильи Кукуя посвящена Константину Кузьминскому и его антологии «У Голубой лагуны» – вещи знаковой, но при этом тоже подчеркнуто маргинальной и антисистемной. Все это – «вторая культура», все это – неподцензурная литература, все это – настоящий андеграунд, но андеграунд не самый очевидный, всегда как бы чуть отодвинутый в сторону (фигурами более заметными), всегда вызывающий у читателей и ценителей ряд вопросов (мол, стоит ли заниматься Анри Волохонским, если нет собрания сочинений Виктора Кривулина?).
Пожалуй, именно такое внимание к «краям», фундаментальный подход к не самым напрашивающимся, очень мало «раскрученным» именам «неофициальной» литературы определяет своеобразие и очарование исследовательской стратегии Ильи Кукуя.
(Сделав шаг в сторону от «второй культуры», нужно обязательно упомянуть и работу Ильи Кукуя, связанную с изучением и публикацией текстов Павла Зальцмана. Многие помнят, как проза Зальцмана (прежде всего, роман «Щенки»), подготовленная к публикации Ильей Кукуем и Петром Казарновским, стала сенсацией в 2012 году.)
Хорошо известно, что личность многих исследователей ярко раскрывается в их текстах: мы можем составить мнение о человеке, просто прочитав его книги и оценив смелость, с которой он создает гипотезы, честность, с которой он приводит цитаты, независимость, с которой он относится к мнениям и клише. В случае с Ильей Кукуем такое «раскрытие» происходит, кажется, на более высоком уровне – на уровне выбора авторов, чьи тексты Илья Кукуй готовит к публикации. За много лет эти авторы, эти тексты, эти отдельные рассказы и стихотворения и полные собрания сочинений сложились во что-то, более всего напоминающее концептуальную выставку; выставку, куратором которой оказался Илья Кукуй. Бродить по этой выставке – где мечтательная нездешность Аронзона встречается вдруг с экспериментальной эзотерикой Волохонского и нигилистическим драйвом Кузьминского, осеняется трагичностью Павла Зальцмана и дополняется отвагой трансфуристов – опыт по-настоящему захватывающий. Премия Андрея Белого, вручаемая Илье Кукую – в том числе признание искренней благодарности за этот опыт.