Я благодарю Комитет премии за оказанную мне высокую честь. Премия Андрея Белого – единственная литературная награда России, на первое место ставящая собственно эстетические ценности. По традиции Комитет премии принимает все решения келейно и не считает необходимым объяснять публике свои предпочтения, нередко неожиданные. Тем ценнее для меня эта награда, впрочем, не вполне неожиданная после двух предыдущих попаданий в число финалистов. Мне хотелось бы считать её символическим признанием со стороны мира, в котором она возникла, бесконечно дорогого мне мира Елены Шварц и Александра Миронова.

Сегодня премией Андрея Белого отмечены стихи, поэтический язык которых приводится в действие травмой, вызванной русской катастрофой XX-XXI вв. Моя память и новые живые впечатления становятся содержанием травмы, а творческий аппарат словесно оформляет его, превращая в поэтическое содержание. Так форма воплощает содержание в слове, и слово свидетельствует о памяти. Если бы имел смысл вопрос о назначении этих стихов, я ответил бы: символическое восстановление прерванной русской жизни, то есть создание мифа воскресения.

Также сегодня я получаю награду как автор алеаторных стихов. Они пишутся так: компьютер случайным образом перемешивает слова в сумме моих текстов, затем я редактирую полученный текст, добиваясь возникновения эстетической действенности. Формально такой метод есть сверх-имитация, предельное осуществление принципа Дионисиевой imitatio c помощью Квинтилиановых риторических преобразований сокращения, добавления и перестановки. Его можно считать радикальным отрицанием принципа эстетического мимесиса.

В тексте, полученном этим методом, возникает сразу несколько потенциальных планов поэтического языка, взаимные отклонения которых порождают поэтические фигуры. Нулевая ступень, определяющая грамматическую и дискурсивную норму, в таком тексте отсутствует, и её роль принимает на себя наиболее грамматически и знаково прозрачный поэтический план. В отсутствие предписанной внешней нормы образная реальность в алеаторных стихах предельно остранена. Эстетически значимые взаимные отклонения в двух поэтических планах вызывают двоение эстетического объекта, что может ощущаться как дипластия (состояние, возникающее при предписании тождества несовместимого) и опознаваться читателем как сакральное.

Поэтический язык алеаторики проводит ещё более последовательную, чем у Введенского, критику разума, уничтожая само понятие понятия ради порождения нового понятия, и наполняет русское слово, его семему – то, что Осип Мандельштам назвал маленьким Кремлём и крылатой крепостью, – новыми невиданными смыслами.

Несмотря на разницу в методе, мои алеаторные и традиционные стихи объединяет радикальная переработка содержания предлежащей им реальности, резкое преобладание семиозиса над мимесисом. Не делается между ними разницы и в моих книгах, где они представлены вперемешку.

Теперь поверх них поставлена поллитра, рубль и яблоко!