Небольшая книга Елены Петровской «Теория образа» встречает нас схематично, от руки и по-детски просто представленным на обложке созвездием Большой Медведицы. Первая мысль: ну, понятно, ведь написано же – «образ». Да, но образчего? И как получается, что мывидимэтот образ? Причем все сообща, но не сговариваясь, – именноэтот? Уже и перечисленных вопросов хватило бы не на одну куда более объемистую монографию. Но мало того: рисунок здесь отсылает не только к карте звездного неба (кантовскому «звездному небу над головой»), но и к дорогой для автора мысли Вальтера Беньямина, которая цитируется и разбирается на последних страницах: «Образ это… то, где прошлое сходится с настоящим и образует созвездие».

Книга Петровской – воплощенный парадокс. Представляя собой курс лекций, она меньше всего сборник ответов, но прежде всего собрание вопросов, причем тех самых,первыхи последних, одним из которых, со ссылкой на Льва Толстого («Что такое искусство?») она и открывается. Вводящая в проблемывизуальнойантропологии, она построена напечатныхтекстах – заинтересованном и внимательном словесном собеседовании с Морисом Мерло-Понти и Жаком Деррида, Роланом Бартом и Розалиндой Краусс, Виллемом Флюссером и Жан-Люком Нанси, а также многими, многими другими. Посвященнаязримому, она настаивает на его обоснованностиневидимыми приглашает расстаться «с очевидностью, чтобы ее же в конце концов объяснить». Рассматривая техники коммуникации, она ставит в центр не собственносообщение, а, скорее,приобщениеили, уже в визуальных терминах, неизображение, апреображение: «Икона ничего не изображает… Она оказываетсяоператором(курсив автора –Б. Д.) – оператором нашей трансформации как зрителей».

И тут на сцену вступает, как мне кажется, главное действующее лицо книги, основной «концептуальный персонаж» визуальной антропологии как философской дисциплины. Это зритель, точнее незримоесообщество зрителей, а еще точнее – «общее пространство фантазий», которое «не принадлежит ни мне, ни тебе по отдельности» и которое всех их, всех нас собственно и объединяет, делает общностью. Переживая эту общность, мы только и получаем способность увидеть то, что изображено, приобщиться к смыслу изображенного.

Само название книги Елены Петровской содержит семантическое удвоение, оно внутренне напряжено, насыщено напряжением. Если «образ» это нечто вы-резанное, выделенное и тем самым введенное в круг зримого, привлекающее зрение, обращая на себя взгляд, то «теория» это со-зерцание иного, которое может быть представлено только непрямым путем, развернуто и показано опосредованно, причем обязательно сопровождается сознанием иноприродности явленного таким вот косвеннымобразом. Тавтология – не механическое повторение, а способ переключать уровни смысла. Иными словами, осуществлятьработу приобщения.