Первое впечатление от 19 августа 1991 г. у большинства граждан России было общим. Неделя началась с телеобращения ГКЧП, объявившего об отстранении от власти Горбачева, и «Лебединого озера». Зато второе впечатление у каждого было своим. Для меня им стал телефонный разговор с Ириной Прохоровой.

Как раз в это время я заканчивал статью о Баркове для специального номера «Литературного обозрения» (еще в ту пору не «Нового…»), который должен был быть посвящен эротике и обсценике в русской культуре. Номер, который готовила Ирина, обещал быть и впоследствии стал литературной сенсацией. Как это, увы, случалось со мной нередко, я безбожно затянул сдачу материала. Понедельник 19 августа был последним отпущенным мне сроком, или, как стало принято выражаться несколько поздней, дедлайном. Поэтому все выходные я не отрывался от стола. Дописав статью поздней ночью, я позволил себе ненадолго прерваться, чтобы наутро на относительно свежую голову завершить окончательную отделку. Утренняя доза новостей быстро покончила с моим трудовым энтузиазмом. Прославленный порнограф восемнадцатого века как-то разом утратил актуальность, а работа над его наследием – срочность и прагматический смысл. Мои меланхолические размышления были прерваны телефонным звонком Ирины.

Разумеется, сначала мы обсудили случившееся. После положенного числа восклицаний, вздохов и неуверенных попыток предсказать ход дальнейших событий моя собеседница ошеломила меня вопросом: – «А как, собственно, дела со статьей?» – «А кому она теперь нужна?» – растерянно поинтересовался я и был поставлен на место твердой отповедью: – «Переворот переворотом, а работу надо доделывать». – Через несколько часов на переходе между станциями метро, которые тогда назывались «Проспект Маркса» и «Площадь Свердлова», я вручил Ирине законченный текст.

Дальнейшее – история. И всемирная: баррикады, поражение путча, роспуск КПСС и СССР, и куда более локальная, связанная с возникновением культурных институций новой России: «эротический» номер «Литературного Обозрения» вышел в ноябре, имел бешеный успех и отчасти стал прообразом нового журнала, подготовкой которого Ирина занималась весь следующий год. В начале декабря 1992 я уехал на полгода в Америку, и там в новогодние дни увидел первый номер НЛО, привезенный из Москвы Александром Осповатом. Вернувшись летом 1993, я попал на первые Банные чтения, проходившие в музее Сидура в Перово. Как и двумя годами ранее, времена были исключительно нервные. Нараставшее противостояние Ельцина с Верховным советом обещало нешуточные катаклизмы с неясным исходом. Впрочем, обстановка на чтениях не располагала к мыслям о грядущих бедствиях. Пожалуй, это была лучшая или, во всяком случае, самая радостная конференция за всю мою профессиональную жизнь. Наконец-то эта профессиональная жизнь обрела формы, о которых я и, кажется, не один я, мечтал едва ли не со студенческой скамьи.

Как много воды утекло с тех лет! Поменялось все, не говоря уже о неизбывном «иных уж нет, а те далече». Да и сам я отчасти стал одним из «тех». Но характерное сочетание абсолютной научной серьезности с духом веселой и домашней игры до сих пор определяет бренд НЛО, которое все эти полтора десятилетия оставалось авторским проектом, отражающим личность своего главного редактора.

С самого начала речь шла не просто о создании научного журнала мирового уровня, но и в не меньшей степени о формировании академической и интеллектуальной среды, куда могли бы втягиваться и вокруг которой могли бы возникать новые поколения гуманитариев. Ежегодные большие и малые Банные чтения, редакционные праздники, презентации, дискуссии, круглые столы, выездные мероприятия последовательно работали на организацию своего рода клуба «друзей НЛО», на объединение рассеянных и разрозненных личностей, групп и группок в едином культурном пространстве, где только и возможна выработка профессионального гамбургского счета и плодотворная научная дискуссия. Я помню, как на организованном редакцией новогоднем торжестве, один из авторов журнала с гордостью предъявил брошюрку, купленную им на книжном развале. Это курьезное издание называлось «Я – человек НЛО». С годами таких уфологических существ становится все больше и больше.

Существенно, что их ряды растут по всему миру. Когда НЛО начиналось, русская и западная гуманитария существовали в совершенно непересекающихся плоскостях. Разница в подходах, языках и способах мышления была столь значительной, что даже читать работы коллег из другого мира, не говоря уж о том, чтобы ссылаться на них и использовать в своих исследованиях, не считалось особо обязательным. НЛО взялось за пробивание этого добровольного железного занавеса сначала в пределах славистического сообщества, а потом и в гуманитарии в целом. Конечно, напряженный интерес к западному миру и западной мысли, которым была отмечена первая половина 90-х годов, благоприятствовал такого рода попыткам, но превратить эти контакты в дорогу с двусторонним движением, сделать российских гуманитариев не пассивными рецепиентами импортированной мудрости, но полноценными участниками диалога было в достаточной мере нетривиальной задачей. Значимость достигнутых результатов становится все более наглядной по мере того, как наша еще недавняя открытость миру все больше смывается волной агрессивного неоизоляционизма. В этих условиях НЛО остается постоянно действующей площадкой, на которой российское гуманитарное сообщество может чувствовать себя частью мирового.

Такой результат оказался возможен, потому что НЛО все время развивается. Родилось книжное издательство со все растущим количеством и разнообразием серий, затем в его рамках появились второй, а потом и третий журналы, каждый со своим характерным интеллектуальным дизайном, кругом авторов и читательской аудиторией. Но кроме того обновляется и само «Новое литературное обозрение», журнал, остающийся смысловым стержнем всего проекта. Недавние сдвоенные номера, посвященные 1990-му году, – не только место встречи новейшей российской истории с современной западной философией, не только образец новаторского подхода к истории, но и опыт особого сочетания бумажного и электронного текстов. А это – только самый свежий в бесчисленном ряду примеров.

Я убежден, что присуждение Ирине Прохоровой премии Андрея Белого, самой, а возможно и единственной, престижной русской литературной премии, глубоко осмысленно. Премия эта присуждается за инновации, а нигде инновации не даются трудней, чем в сфере культурного строительства. Нет смысла повторять самоочевидные трюизмы о поразительном богатстве русской культуры на художественные и научные дарования. Увы, талант создавать действующие и работоспособные культурные институции у нас, а может быть, и не только у нас, один из самых редких. Между тем, без таких институций культура долго выжить не может.

Времена меняются. От оптимизма начал 90-х годов не осталось и следа. Иногда от происходящего кругом опускаются руки. Все чаще приходится напоминать себе слова, сказнные мне Ириной утром 19 августа 1991 года: «Переворот переворотом, а работу надо доделывать». Не всегда удается ими руководствоваться, но все-таки помогает.