Рядом с Чечней
(Стихи и драматическое действо)
1
Рядом с Чечней
Собаки Грозного,
бесхозные и злые,
Меж грозненских руин
зубами рвут погибших,
Вчерашних королей
дворов и дискотек
1995
Акт агрессии тела
С целью кайфа на теле другого
Производится в средах
текучих, сыпучих, зыбучих
И пахучих, и гибельно-жгучих,
А именно:
В молоке и крупе
В аравийском песке и цементе
В алебастре и в извести,
в мазуте и дегте, в асбесте
В животе бронезавра
при бомбометаньи внезапном
На землице окопов,
на кровостранице законов
Времени Икс, часа «Ч» и еще
На Монблане отходов,
в лохани мочи и в говне
И на звездном ковре
у Блюстителя Смерти за дверью
1996
* * *
Грозный разгромленный…
Вакуумные бомбы…
Кто там в Бога поверит?
А еще говорят не бывает
Атеистов в окопах,
и пуля врага ненавистного
Не настигнет тебя,
если будешь молиться Аллаху
Или русскому Богу
1999
* * *
Ухо врага чернолицего
Лично убитого
в дальней земле некрещеной
Ухо отрезанное аккуратно
В рушничок холщовый,
добротканый, завернутое аккуратно
Воин, с фронта вернувший, дарит
А потом отбирает
и в черном бреду алкогольном
Поедает прилюдно
2000
* * *
Церковь сказала:
«Воины, чада мои,
Уничтожайте нещадно
врагов веры нашей,
Как собак одичалых, уничтожайте
А про Христа милосердного
мы беседу начнем как вернетесь
С поля смерти – калеками»
2000
* * *
Но в этом парке не слыхали шума
Анна Ахматова
Ранней зеленкой
Смертозащитной
покрылись деревья ижорские
В парке славы российской,
в прекрасном саду сарскосельском
Обелиски, колонны…
Но тихо в аллеях просторных
Ветер вешний
сюда не приносит вестей
Из Чечни мятежной,
из ее непокорных ущелий
2000
* * *
В щели земные
В свежие ямы для мусора
В ад голодный, холодный
бросаем заложников-горцев
Выкуп требуем. Цену за жизнь назначаем
Так вот, бля, и воюем,
так и живем, не скучаем
И за чурок отловленных
бабки большие гребем
Так вот , бля, и живем,
а иного уже и не надо
А чучмеков не жалко…
Да и в вашей Америке, бля,
Тоже с ними не цацкались
2000
* * *
Духи незримые
Духи гор некрещеных, враждебных,
Ночью, спускаясь в долину,
нападают на воинов наших
И на милицию нашу
Мы уж давно покорили
Эту землю мятежную,
но духи ущелий ее
Нас до сих пор не простили
2000
* * *
Истреблением племени
Вечно враждебного
мы запятнали свой путь
Сквозь века и народы
И вот теперь наши внуки,
на высотах навеки утративших,
Имена изначальные,
поклоняются ночью, таясь,
Их богам, воскресающим каждую ночь
2000
II
Пхармат прикованный
( Действо на основе чеченского мифа о Прометее)
Участвующие лица:
Пхармат - чеченский Прометей
Ужу – слуга бога Селы
Кузнец
Хор вайнахских женщин
Читателю следует вообразить горную местность на Кавказе и прикованного к скале Пхармата-Прометея. Появляется кузнец. Остальные участвующие лица появляются при вступлении в действие.
Кузнец
Волю Селы могучего,
отца облаков, гор хозяина
Выполнил я,
и оковы невольничьи, прочные
Выковал я,
и тебя приковал, вор великий
К скале скорби долгой.
Что было делать, Пхармат?
Испугался я гнева безмерного
Селы – бога вайнахов,
молниевержца небесного
Некуда было бежать,
негде мне спрятаться было
Многим искусствам ручным
научил ты вайнахов, Пхармат
Научил и меня,
а теперь видишь, вот
Что за плод вызрел…
Мои руки несчастные
дело бесчестное сделали
Цепи пытки выковали,
а не меч верный
И не щит звонкий
Пхармат
Подвиг – дело героев,
а ты не герой, а ремесленник
Виноват ты, конечно,
но простить тебя можно, кузнец,
Человек несмелый
Хор вайнахских женщин
Горе, горе великое
По велению Селы
к скале ты прикован, Пхармат,
За твой подвиг зиждительный.
В щелях, в пещерах земли
жили мы, дикие люди,
И не зная огня
ели мясо сырое, коренья
Робких растений выкапывали и ели
И от холода длинного
кутались в шкуры звериные
Страшно было, немило,
Смерть молоком грудным поила
Но пришел ты, спаситель,
и принес головешку небесную
Из очага, из жилища
Селы – бога вайнахов.
Светом вмиг озарилась
многослезная жизнь наша
Слава тебе, наш герой.
Ужу, слуга бога Селы
Плакальщиц хор
о твоей сокрушается участи
И героем тебя называет, Пхармат,
Не герой ты, однако,
а плут, пройдоха,
Бога ты обманул, плут,
напоив и стащив головешку
Из его очага, вор ловкий.
Гнев ты вызвал безмерный,
увертливый вор, гнев великий.
Ты наказан за кражу
и твое наказанье заслужено
Пхармат
А почему бог великий,
Села, отец облаков,
Так стерег неусыпно
свой очаг домашний
И огнем не делился.
Ведь его же творящие руки
Предков вайнахов нынешних
из глины заоблачной вылепили
Ведь отец он вайнахам,
а не просто их жизней хозяин
Ужу
Мыслящий свет, ум пытливый,
Села, перворемесленник,
вложил в первочереп им сделанный
Первопредка череп…
Вот дар великий, дар на века,
а другие дары не нужны вовсе
Сами люди должны
догадаться как искры родятся
И как дикий огонь приучить можно
Словно пленника- колха к служенью
Пхармат
Но ведь века голодая
и в пещерах скрываясь от холода,
Жили люди лишь искры случайные видя,
Лишь небесные молнии
жадно ловя глазами
Ужу
Так уж были несчастны вайнахи гордые?
Так уж теперь они счастливы?
Разве в битвах недавних
не гибли воители славные?
Разве кровники мстить расхотели друг другу
За обиды их прадедов?
Пхармат
Горя много, я знаю,
но когда головешку победную
Я на бедную землю
из башни небесной принес
Возликовали вайнахи
Ужу
Видел сам, ликовали,
но долго ли длилась их радость?
Пхармат
Радость долго не радует.
Что с того? Не заставит теперь
Холод неба в пещерах скрываться вайнахов
В их домах очаги,
укрощенное пламя, поленья
С дня творенья
случалось ли большее счастье?
Ужу
Есть счастливее счастье:
узнавать, находить и выдумывать
Не надеясь на помощь
воров хваткоруких, обманщиков.
Этой-то радости ты и лишил их, Пхармат.
А что даром дается
лишь малую цену имеет
Пхармат
Бога Селы слуга
для чего ты терзаешь меня?
Разве мало уже
тех орлиных когтей ежедневных
Мое тело когтящих,
и хочет орла направляющий
Села гневный
сомненьем пытать мою голову?
Ужу
Бог не пытки желает,
твоего покаянья он хочет
Пхармат
Покаянья? Зачем?
Ужу
Милостлив Села:
готов он простить похитителя
Если скажет вор гордый,
что сделал он дело недоброе
Пхармат
Не скажу, не унижусь.
Мысль о борьбе с небесами
Мое тело пронзила
и силу дает выносить
Ежедневную пытку.
И отрадно мне знать, что в аулах горных
Чтут меня словно бога
Ужу
Чтут тебя, воспевают…
Но прав ли народ прославляя
Подвиг хищный,
и доблестью высшей считая
Ремесло хваткорукое?
Ты, Пхармат, научил и ему
Среди прочих ремесел
Пхармат
Жены вайнахские, справедливы ли эти слова?
Хор вайнахских женщин
Дерзость земная
стала кровью твоей и дыханьем
Дерзкими быть, непокорными,
научил ты вайнахов, Пхармат.
Не меняй своих мыслей
вор бескорыстный, великий,
И посланника Селы не слушай речей уловляющих
Ум свободный как барса капканом в урочище.
Ты герой муку терпящий,
и таким тебя любят в аулах горных
Вождь людей непокорных
не винись перед Селой, Пхармат
Пхармат
Не повинюсь, не унижусь
Ужу
Против божьих запретов
ты, Пхармат, не боялся дерзать
Воровать не боялся,
а против народа сказать
Слово правды боишься…
Но не всех ослепило горенье
Головешки ворованной…
Хору не верь, а послушай
Что кузнец скажет
Кузнец
Горько мне, горько!
Не герой я , Пхармат,
а всего лишь несчастный ремесленник
Волю Селы великого
выполнил я, цепи выковал
И за этот поступок меня презирают в аулах
Муки мои
пострашнее орлиных когтей.
Мои руки дрожащие
молот не держат уже
Помоги мне , Пхармат,
повинись перед Селой, Пхармат
И тогда мир забудет
Мой позор,
и простят кузнеца своего
Гордецы-вайнахи в аулах горных
Ужу
Что ж , Пхармат, выбирай:
Покаянье разумное
или тяжбу с хозяином жизни
Без конца и без смысла
Хор вайнахских женщин
Бога Селы слуга!
Не пристало герою виниться
Как рабу нерадивому…
Должен как с равным мириться
С богом гневным герой великий
Ужу
Богу неравен Пхармат
Смертен Пхармат, бог бессмертен
Пхармат
Знаю другое:
состарится Села когда-нибудь
И как мы умрет тоже
Ужу
Ложь! Он – бессмертен
и не будет равняться со смертными
Не упрямься , Пхармат,
покорись его воле, Пхармат
Пхармат
То что сделано – сделано
Даже если не прав – не покаюсь
Ужу
Что ж упорствуй, но помни:
Когтящий орел не устал
Прилетать ежеутрене
Пхармат
Я помню
Конец
2001
III
Образы России
* * *
Что-то очень тягучее
выматывающее душу
Деревенское, русское,
простонародное слишком
То ли жалоба бабья,
то ли стон над рекою могучей
К небу, к Богу летя,
или тучей тяжелой вися
Тысячу лет этот стон…
Надоело, обрыдло, не надо
2000
* * *
«Мы – скифы-пахари
из колхозов исчезнувшей Скифщины
Зерновых урожаи
отгружали в Афины далекие
В край голодного мрамора,
богов философских, а там
Все Сократы-Платоны, Эсхилы-Софоклы, Периклы
Ели хлебушек русский
и вмиг перемерли, когда
Прекратились поставки»
1998
Пожар на Рыбацкой
Судя по иллюстрации
К знаменитой поэме
именно здесь на Рыбацкой
Те двенадцать рабочих,
что в нимбах апостольских шли
Именно здесь и пришили
Проститутку какую-то
И вот теперь, на Рыбацкой:
Двое пьяных рабочих,
чердачный пожар от окурка
И в огне невселенском
погибнув нелепо, зазря,
Мир и себя не любя,
Также как те, из поэмы
2000
Еще о Блоке
Дворянин в революции? – Ха!
Андрогин в революции? – Хи!
Но избавишься вмиг от греха
Страсти плотской,
мученья свои обращая
В пламень белый,
в запой черный
В поступь апостолов,
с флагом кровавым идущим
По заснеженным улицам
2000
* * *
«Ну и что пресловутый
Пароход философский?
Белибердяевы мутные
Ересиархи, паписты,
да и Карсавин туда же
Новый ковчег, говорите?
Жалко не утопили
Этих умников ушлых
тут же, в Маркизовой луже»
1998
* * *
Капитализм – выправка,
к труду привычка, выучка.
Социализм – выпивка,
в гнилом лесочке – водочка
Царь-рыбка на пеньке…
Читал стихи под водочку
про жизнь – Набоков-бабочку
Ну а потом – сгорел.
Весна стояла черная,
была горячка белая
А рядом – никого…
Никого рядом
Не оказалось
2000
* * *
Клуб мужчин похотливых
И, должно быть, счастливых
рядом с домом, где жил Достоевский
Гений местный, писатель
Ночью в тот клуб мутнозвездный
приезжают в акулах, в кокосах
Крутовластные боссы,
и гориллы известные тоже,
И швейцар чернокожий
отворяет им двери с поклоном
Что им горнило сомнений,
и боренье с харизмой ставрогинской?
И поездки к Амвросию?
Брось навсегда эту чушь!
Ни к чему эти бредни…
Видишь: в джунгли ночные торопятся
Жизни новой хозяева
1998-2000
Марь Матвевна
Что им делать, ответьте, учителям
Если денег не платят?
Марь Матвевна, наседка словесности русской
В степь сбегает с уроков
с ватагой соплят безоглядных
Второгодников, двоечников безнадежных
Говорит: « Я – Дубровский,
Я – атаманша ваша.
Будем грабить сурово
торгашей и хозяйчиков. Снова
Власть и право имеющих,
пьющих народную кровь.
А за книжки давнишние
и пустоту в кошельке
Пусть другие уродуются»
2001
Мусульманин
Там, у лугов, за околицей
Мусульманин живет правоверный
Там его ферма
Русский он, не татарин
Из Афгана вернулся, из плена
К матери, к братьям своим,
и на встрече с родней, за столом
Плюнул на пол с презреньем
«Грязно,-сказал- вы живете
Водку хлещете,
мясо нечистое жрете
И Закона не знаете»
Стал он хозяином вскоре,
выстроил дом за околицей.
Семь коров у него
и племянник родной пастухом
У него на зарплате
Но погоди, басурманин:
всей деревней за русскую веру
За Христа босоногого
встанем однажды, пойдем
И сожжем твое логово.
1999
Челночница
( Мотив заимствован у Александра Мелихова)
1
«Что там за море, бабы?
Черное, что ли, бабы?» –
«Дура! Эгейское. Что, не учила, что ли,
Географию в школе?»
Так и умрет не узнав
об античных богах и героях
Об Афинах великих,
о Перикле, Софокле, Сократе
Так и умрет, не узнав,
но зато обеспечит семью
Вырастит сына и дочь
2
Вырастит сына и дочь
граждан грядущей России
Честных, любящих труд,
а не глуповцев, пьющих кромешно
Так и будет, конечно,
если оба они из России
Навсегда не уедут
2001
Русский крестьянин будущего
Землю попашет,
а потом за компьютером в хате
В интернет залезет
и там, на торгах виртуальных,
В иномерном лабазе
каких-то неведомых стран
Купит новую сеялку
Сын на курсах в Дакоте,
дочка в ансамбле фольклорном
Русские песни поет
И английские тоже
2001
IV
О искусстве и художниках
«Троица» Рублева
Трое пришли к Аврааму,
трое священно-молчащих
Странствующих и усталых…
Посохи в тонких руках
Чуть склоненные головы, перезвон
Колокольчиков в поле, во ржи…
1998
После выставки Филонова
Какая сила в противоиконе?
В чашах трапециевидных,
в черноквадратном хлебе?
В рыбах ржавожелезных
на сколоченном грубо столе?
Что за сила несветлая
в перекошенных лицах застольцев
Трапезы тайной?
1993
Малевич
На холсте новотворческом
в ряд, чуть живые стоят
Мужики-обрубки –
без имен и без отчеств фигуры.
Малевич их творец,
а также лепщик тот,
Кто в Кремле живет,
лепит мир новый
1995
Художник – разрушитель икон
Вихрь одежды евангельской
Или руки молящие,
или краешек нимба оставит,
Лик святой соскоблив, уничтожив
Он сказал: «Красота разрушенья сильней
Красоты созиданья…
Прекрасны горящие зданья,
Акт искусства Нерона,
вернее сказать, артефакт.
А икона-руина…
Не ближе ли Богу она
Тех, что в храме целехоньки?»
2000
* * *
Крыша по Невскому скачет,
и пес за ней
Хочет к Неве присобачить,
а ротозяв, рот раззяв
Ам! – заглотал «Аврору»
и всякого вздору автобус
Вышли «митьки» на праздник:
катят по площади глобус
Катят по прежним слезам.
Весело… весело нам
Чапай чапуга чапыг…
Весело…месиво…ык.
1999
На мотив Андерсена
Кай попавший в Лапландию,
в край замороженных гроз,
В ледяные чертоги
и пытаясь из льдышек мерцающих,
Белых, черных, прозрачных,
слово составить,
Слово из жизни живой.
Что еще ему делать
посреди Красоты ледяной,
Среди глыб угрожающих,
и забыв златовласку-соседку,
Ласкового пса,
плющом обвитый дом…
2000
V
О бессмертьи и похоронах
Речь представителя Министерства культуры Украины на открытии мавзолея-
музея Ахилла и Елены Спартанской на острове Белом ( б. Левка) у северного
побережья Черного моря
«То, чего не случилось
В нашей жизни,
случится за гробом, быть может.
Так вот Ахилл, рыцарь эллинский
О царице Елене,
( не о дщери приамовой вовсе)
Скрытно, тщетно мечтал
И, должно быть, о ней, жинке сказочной
Бормотал, умирая
Грудой тел стала Троя,
пеплом Ахилл,
а душа его, судя по мифу,
Здесь поселилась, на острове белом, блаженном
Вместе с тенью Елены
В пеплосах брачных, прозрачные
бродят они в роще сумрачной
На краю Ойкумены,
на земле Украины сегодняшней»
2001
Похороны крокодила
Красный автобус рыдающий
на крокодильское кладбище
В нем Аллигатор в гробу.
Это мы его в ванной держали
Воду меняя дрожали
и кормили малютками свежими
За валюту немалую
взятыми в Доме малютки.
Вот уже сутки с минуты,
той ,когда умер, сдох вдруг
Хищный друг.
И в багровом гробу
мы его погрузили в автобус
С надписью « Помним, скорбим»
2000
* * *
Смерть – долгая еда
на кладбище валютном
Где для погибших тел
оплачен дом уютный
Склеп неоплаканный…
И длинный, вдоль могил
В аллее лакомой
кичливой снеди стол
1999
Смерть Джемса Кука, мореплавателя
Прахом на острове,
там, где родился, учился
Ремеслу морскому,
или прахом в морях небиблейских
Стать после смерти…
Но не мясом в котле,
не во тьме тесной
Живота некрещеного…
А душа? Неужели спаслась?
С дымом костра унеслась
и блуждает, как дым, и поныне
Где-то там, в океане
2000
Холм бессмертья в Брянске
Мы скоро все умрем
и лишь нелепый холм
Земли обкомовской
гора бессмертной скуки
Останется от нас,
и будут наши внуки
Играть и петь на нем…
Но мы уже умрем
И не увидим…
2001
* * *
Смерть близкая дерьму,
моче, а не священным
Вещам таинственным
и вымыслам почтенным
Губолизая – в больничном коридоре
Но не говори о ней, не надо
Ни в стихах своих, ни просто в разговоре
Слишком громкие слова: memento mori
И красиво слишком, если в рифму…
Да и не в рифму тоже…
2001
Нет, весь ты не умрешь.. Душа в заметной лире
А может быть и не в лире,
а в мире тонком
Где встретит Умный Свет,
и ты тогда поймешь
Где ложь, а где истина,
и почему ты мучился
Здесь, в этом мире
2000