Александр Уланов. Перемещения +.М.: АРГО-Риск; Книжное обозрение, 2008.

Когда самый статичный образ начинает разбег («кем улитка пружина пруда заведена»), невольно становишься в позу бегуна на старте. «…отставая на бабочку следуй за ней». В названиях книг Александра Уланова уже живут динамичные образы («Направление ветра», «Волны и лестницы»). И в новой книге движение продолжается.

«Перемещения +» – пожалуй, нет более точного названия, отражающего особенности поэтической личности Александра Уланова. Поэт и его лирический герой релятивны в пространстве и во времени: в одном месте находятся (или не находятся) «кипяченый китай» и «зооморфный подвал тугоплавкой москвы» («Москва в пути / что везде означает сплошной Китай»), в одном времени живут «ты» и шумерский царь («что ты делал в день когда погиб Гильгамеш»).

Аннотация к книге сообщает о том, что автор «живет в Самаре, Харбине, Подмосковье и др.», и это правда в той же мере, в какой аннотация не является художественной частью книги. Уланов неуловим, и текст его не поддается неутомимому копанию на одном месте, а растекается по вольным дорожкам горизонтальной строки и вертикальной рифмы (когда ее допускают в стих). Словно по тем расширяющимся полоскам света, что изображены на обложке книги.

Считывать важные смыслы в «Перемещениях +» возможно, не рассматривая текст как предназначенную лично для тебя «шифровку», но оставив в покое «удобное» восприятие синтаксических связей в тексте, освободив себя от косности привычного и начиная становиться самим собой. Если перевешивает раздражение (к примеру, из-за намеренного изменения грамматики и синтаксиса в книге), то его причины стоит искать только в себе.

Поэт дает крепкие нити смыслов – только тяни вперед и наслаждайся, предвкушая, какую добычу на конце лески подготовило для тебя твое собственное воображение. Ловец смыслов, читатель Уланова – со-творец, со-рыбак, со-перник.

Книга Уланова заиграет в воображении тех, кто понимает или захочет понять, как рождается поэзия. Поэт ставит рядом слова: «жертва богу яблоко взгляд и дым», а между ними оставляет богатый улов смыслов. Нередко лакуна между словами уже частично заполнена, искра третьего смысла рождена и запечатлена на бумаге: «Полочки палочки кухонный барабан…».

Уланов не скрывает свою методику письма, а, наоборот, рождая из читателя соавтора, обнажает ее. И делает это различными способами.

Создавая (оставляя) синтаксическую неоднозначность: «Над кофейной гущей ветер приносит змей / их? его? или ветер несут?». Предоставляя читателю право самому мысленно расставить знаки препинания, порой по принципу «казнить нельзя помиловать»: «…изгибаются рыбы в ладонях лежат слова / …находя друг друга в открытых ладонях держа». Прибавляя смыслы путем прибавления букв, создавая зримые варианты: «останови (в) слова распространив края». Играя подобиями идиом: «разбирая пастель». Разрешая продолжить строку (причем давая легкое задание): «Глаза и улыбка, больше ничего на лице, да и не надо. Чтобы остановилось сердце у того, кто». Читатель продолжит: «у того, кто любит». Стыкуя однокоренные слова: «…не боясь бояться и ожидая ждать». Перебирая ударения: «… – стоит ли знать, что в этом полдне превосходит восторг? Стоит ли знать полевых цветов?”»

Александр Уланов многообразен и поэтому еще более притягателен для читателя-соавтора. Его поэзия питается из различных ипостасей его личности, допуская вкрапления в русскоязычную ткань стиха английских слов и выражений (Уланов-переводчик), инициируя диалог с читателем как рождение интриги, интереса, провокации (Уланов – плодовитый и интересный критик), создавая логически живущую структуру (Уланов – кандидат технических наук).

Поэт называет свою книгу «четвертой книгой стихов», но «Перемещения +» – это книга стихов и лирической прозы (прозаических миниатюр). В прозе Уланова, в отличие от его стиха, всегда расставлены знаки препинания, что указывает на программность в сознании автора «Перемещений +» двух типов художественной речи, причем программность формальную, основанную на константных их отличиях – ритме и графике, а также на доминантах стиха. Так, для Уланова важно преобладание в его поэзии строфы, а также эксперимент с фоникой, к примеру, с согласной рифмой в нечетных строках стихотворения «медленно падает волос выпущенный ладонью…»: «ладонью» – «ожиданье», «открытый» – «обороты», «трубы» – «рыба». Но в смысловом поле книги и стих, и проза – одно большое произведение, метатекст.

Исчезающие (надолго) и вновь возникающие знаки препинания, заглавные буквы, изредка оживающие в начале всех поэтических строк, или только в начале строф, или в абсолютном начале текста… Почему такое мерцание? Уланов в достатке владеет способностью создавать реалистические произведения, как художник-авангардист – виртуозные зарисовки с натуры. Для читателя в книге подготовлены не только графические и синтаксические аргументы, но и каскад поэтических сентенций, написанных без головокружительных смысловых сальто: «кто желает праздник найти старается праздником быть», «каждый с кем говоришь на тебе оставляет след», «для рисунка пыль на стекле для письма песок или снег», «легче труп оживить чем забытый труд», а порой и созданных словно бы с предельным снисхождением к читателю-новичку: «пусть листы превращаются в бережных птиц».

Рядом с лирическим героем – «те кто молчат с тобой бабочка ящерица пустота». Рядом не люди. Люди – в бинокле его мировоззрения. Он, сторонний наблюдатель, самодостаточный в своей поэтической скорлупе, не ищет человеческой поддержки, потому что склонен давать и любоваться, а не брать и ждать восхищения. Впрочем, это то, что видно на поверхности. Но и это – явный признак силы и гармонии. Лирический герой не один. Но чтобы ярче почувствовать вспышки любви к себе, защиту и покой, поэт очеловечивает неантропоморфные образы («усталость ив», «угловатый холод», «несерьезный кленовый сироп») и – особенно настойчиво – овеществляет эфемерные явления природы («кожу снимает потерянная метель», «наклонился ровный пустой свет», «ветер изношен до дыр», «замыкая воздух между пальцев»). Так поддержка мира становится ощутимее, крепче.

Эта кровная дружба с животными, растениями, явлениями природы взаимна («выслушай мышь между длинных ногтей»).

Уланов находит анималистические, флористические и другие природные аналогии в своих чувствах, во внешности дорогой сердцу женщины, видимой словно издалека («ящерицей тепла угадывая наклон», «приближаясь в реке каштановой плыть легко»).

Александр Уланов – мастер мини-образа. «Ручные ягоды», «ты в башне из яблок», «кожа яблока неодетого», «между чугунных вишен и кислых скал», «магнитное поле для стальных опилок воды и речи», «теплее пальцев язык»… У поэта есть излюбленные, настойчиво всплывающие мотивы – «чай», «раковинка», «бабочка», «змея»… По мини-образам, как по сегментам моста, и движется динамичная книга Уланова.

Крайне редко стихотворения Александра Уланова стоят особняком от соседних. К примеру, автономно стихотворение «Хриплый холод на коросте сна…», в котором воссоздан уникальный образ болезненной бессонницы, рожденный мотивами «клея и кислоты», съедающих «цвет», «человека», проглоченного «дрожью потолка», «ртутных пушинок на окне», «опухшей двери», «вареной кровати», «плавленого сырка мозга». Но в отличие от подобного замкнутого художественного мира, практически все произведения Уланова своими частями живут в других текстах книги – нет, не только интертекстуально, а именно физически, их полное рождение происходит только при знакомстве со всей книгой. Словно бы прутья моста расположены не по порядку: «помощь помеха одно и то же осколки мосты».

В «Перемещениях +» – стихи живут по своим законам, не важно – внутри ли цикла, растворенного в книге (цикл «Сплошной Китай»), или капсулкой бессонницы.

«Даже если проснешься с цветком в руке», а может, и с веточкой лавра, ловец смыслов, осознай, что это метафора, просто она – конкретна.

(Знамя. 2009, № 10)