Илья Долго́в, автор книги «Сциапоника, работа теней» – вероятно, самый загадочный лауреат этого года. Связано это с тем, что «Сциапонику» до сих пор мало кто мог прочитать. Книга была дописана Долговым в начале 2022 года, тогда же выложена в телеграмм-канале – и до сих пор существовала только в электронном виде. Но, насколько мне известно, в этом году книга все-таки будет напечатана, и ее присутствие в нашем мире из несколько призрачного и эфемерного станет более явственным и ощутимым.

А пока несколько слов о том, чем замечательна «Сциапоника».

Сразу нужно сказать, что Илья Долго́в – не литератор; он – художник, и текст «Сциапоники» начинался как документация конкретного художественного проекта. Суть проекта заключалась в том, что Долго́в в течение двух лет выращивал в своей мастерской растения – причем не экзотические комнатные цветы, вроде орхидей, но, наоборот, максимально заурядные и привычные нам виды населяющие пригородные луга, обочины дорог, и пустыри в промзонах – подорожник, лопухи, крапиву и т.д. Впрочем, тот факт, что текст «Сциапоники» следует за художественной практикой, не должен никого смущать – рожденная как эпифеномен современного искусства, как неожиданный вербальный побег растительной инсталляции, книга в итоге оказалась прекрасна сама по себе. В ней есть все, за что мы ценим хорошую прозу: и совершенно особый, ни на что не похожий мир, и череда занимательных перипетий, и тонкие наблюдения за реальностью, и множество истинно поэтических образов, и речевые находки, расширяющие пространство языка.

Борис Останин, прочитав «Сциапонику», пришел в восторг и поставил ее в один ряд с книгами Леона Богданова и Роберта Пёрсига. Ряд по своему логичный: во всех трех случаях авторы описывают какую-то довольно странную практику, вроде бы не имеющую прямого отношения к литературе – но в итоге оплодотворяющую собой литературный текст. Леон Богданов учил нас заваривать чай, Роберт Пёрсиг – разбирать двигатель мотоцикла; призыв Ильи Долгова: «скорее, собирать семена крапивы и подорожника!»

(А я бы добавил, что в петербургском контексте «Сциапоника» Долго́ва составляет парадоксальную пару с прекрасным «Страстоцветом» Ольги Борисовны Кушлин́й.)

Возможно, будущие литературоведы подробно разъяснят устройство книги Долго́ва, впишут ее в давнюю традицию натурфилософского осмысления миру, укажут на скрытые влияния и на явные цитаты из Гете, Генри Торо́ и Теофраста. Сам Долго́в отмечает, что жанр «Сциапоники» располагается между дневником натуралиста и собранием коа́нов, между спекулятивной философией и обзором практик любительского садоводства.

Словом, в этой небольшой книге можно найти очень многое, но я бы хотел выделить три основных момента, делающие «Сциапонику» примечательной именно сегодня.

Во-первых, перед нами книга о любви к Родине, причем любви не абстрактной, но максимально конкретной, любви, выраженной не в череде пустых возвышенных словес, но в реальных практиках внимания и заботы. Житель острова Котлин, Долго́в принципиально выращивает травы, населяющие берега Финского залива: морской овёс, морскую горчицу, гонкению, чину. Сегодня такой локальный фитопатриотизм кажется спасительным шансом. Человек не всегда согласен с тем, что делает его Родина, но, несмотря ни на что, он может любить родную флору, может нежно ухаживать за знакомыми с детства цветами.

Во-вторых, для Ильи Долго́ва крайне важны идеи рудеральности (то есть жизни растений на обочине), существования в тяжелых условиях, в постоянной затененности, в промышленных и городских нишах, плохо приспособленных для любого цветения; близка ему и поэтика любительства, непрофессионализма, ускользания от рынков (в этом практический пафос сциапоники: не покупать семена роскошных цветов на маркетплейсах, но самостоятельно собирать на пустырях разнообразные метелочки, коробочки и стручки, терпеливо их проращивать). Последовательная культивация таких идей очевидно сближает Долгова с авторами позднесоветского андеграунда – тоже настаивавшими на собственной обочинности и возвышенном любительстве, тоже обживавшими ниши и затененные места социума. Можно сказать, что «Сциапоника» на новом уровне и на новом – крайне неожиданном – материале, развивает интуиции именно ленинградской «второй культуры».

В-третьих, «Сциапоника» Долгова явным образом относится к роду дидактической, обучающей литературы. Из этой книги мы узнаем, как скарифицировать семена и как готовить грунт, как защищать растения от вредителей и какие подбирать горшки. В мрачные, темные времена такое чтение способно дать надежду: мы, увы, никогда не научимся читать в чужих душах, мы вряд ли научимся читать даже в своей душе, но мы по крайней мере можем научиться правильно ухаживать за растениями. «Сциапоника» учит ценить другие жизни и заботиться о них, учит тихому вниманию и стойкой чуткости.

Эти навыки непременно будут востребованы.

И пусть пока все мы вынуждены жить в тени, в ночи́, в настоящем кромешном мраке. Однажды все переменится. Как пишет Илья Долго́в, «однажды мы снова будем заниматься выращиванием нежных и живых миров, будем сажать лопухи и целовать их листья».